– Доктор, позвольте мне сказать несколько слов вашему пациенту. Наедине. Вы мне обещали.

– Но недолго! Курс терапии еще не окончен.

Дверь хлопнула, и Рауль остался с Иваном. Тот как-то рассеянно улыбался, теребя сильными пальцами полу плаща.

– Ты извини, что мы так поздно вмешались, – наконец сказал он. – Видишь ли, боевики отняли у тебя карточку, и падающий флаер заметили только в самый последний момент, через сервер ДВС… Но парни у нас не самые тупые, успели подключить якатагский спутник, и тот принудительно затормозил твою машину. Плавно, чтобы ты насмерть не разбился. В общем, ты наглотался воды, к тому же «антиповцы» вкололи тебе какой-то дряни… Хорошо еще, что пристегнули.

– Давно это было?

– Да всего-то три дня назад! Зато теперь ты все равно что новорожденный, никаких болячек не осталось. Местные врачи все поражаются твоим анализам, говорят, что никогда не видели таких отклонений от норм. Удивляются, как ты вообще до сих пор жив. Тот, которого ты видел, даже хотел написать статью в медицинский журнал. Пришлось ему запретить. Кстати, мы сейчас в Петровске, твой любезный Максимов совсем недалеко и даже просил передать тебе приглашение. Мол, у тебя до сих пор какие-то специальные часики, они им позарез нужны, уникальная разработка… Это он рассказал мне о геномной и психической деформациях, которые случились с тобой в почве. Но больше всего этот умник трепался о какой-то загадке древних эккартян – дескать, ты позволил взглянуть на эту проблему под неожиданным углом и чуть ли не раскрыл страшную археологическую тайну. Сам о том не подозревая! Тут он углубился в психологические дебри, и я перестал его слушать. А вот тебе советую, все-таки это твой личный вклад в науку. Может, соавтором возьмут, прославишься на всю страну.

– Интересно, почему Максимов ничего не рассказал Шмидту? «Антипов» же их финансировал.

– Я успел с ним пообщаться, перед тем как Дикси проявил настоящий интерес к твоей персоне. Можешь сказать мне спасибо. И попробуй сосчитать, сколько раз я спасал твою шкуру.

Рауль ничего не понимал. Почему и он сам, и Вешкин так и не пали жертвами Шмидта?

– Вижу твое недоумение, – улыбнулся русский. – Но все объяснить, к сожалению, не смогу. У тебя нет допуска. Просто знай, что благодаря тебе нам удалось полностью выявить всю сеть этого гнойного прыща Дикси Шмидта, что накрыла Эккарт. Он влезал в работу спутников, копался в полицейских базах, запугивал конкурентов… Да еще и в Сенат задумал пролезть, как будто ему своей власти мало было. Мы уже год как подбирались к нему, да все никак не могли получить вещественные доказательства. Слишком уж хорошие были у его ребят «крыши». Ты извини, что пришлось сдать тебя в полицию, просто посидеть в тюрьме тебе было безопаснее. Правда, я никак не думал, что ты опять кинешься в эту паутину, чтобы лично подобраться к ее главному пауку. Представляешь, как я был удивлен, когда Марфа показала мне журнал с твоей физиономией? И вдруг это оказался не ты! И все-таки что-то зудело у меня в подкорке, взял да и проследил твой путь до Валхаллы. А там уже и до ботаников было недалеко – договор с ПУЭ, опыты и прочее… Ну, и что ты думал делать дальше? Зачем так рисковал?

Рауль попытался выдать что-нибудь разумное – но мысли разбегались, никак не желая выстраиваться даже в самый примитивный каркас. Вешкин по-своему понял его молчание и продолжал:

– Ладно, если у меня есть секреты, то почему не может быть у тебя? В общем, в Кисангани оставалась их последняя ячейка, которую мы еще не успели выявить за полгода моих точечных уколов в паутину. И вот они в полном составе прибывают на место нашей встречи! Нет, техник в логове остался, мы его позже взяли.

– Так ты полицейский?..

– Почти, – улыбнулся Иван. – Или не совсем. В общем, неважно… Теперь нам придется расстаться. Не люблю слово «навсегда», но тут другого не скажешь. Знаешь, мне было запретили вообще объяснять тебе хоть что-нибудь, но я настоял на своем. Не люблю неясности. Поэтому сообщи мне пароль к твоим данным на муниципальном сервере Валхаллы. Полагаю, там найдется много интересного о деятельности Шмидта.

– «Роза». Это ключ к дешифратору, пароль – фрагмент моего кода. А что со Светой? – спросил Рауль.

– Ты об этой журналистке из «Женской воли»? Поправляется. Только владелец издания ее уволил. Хочешь навестить? Четырех миллионов, как ты понимаешь, я не смогу тебе отдать, у меня нет таких денег, но договор наш, считаю, остался в силе. 40%, помнишь? А мне совсем неплохо заплатили за эту операцию. Вот твоя новая карточка, держи. – Рауль стиснул клочок пластика. – Да, чуть не забыл, – спохватился русский, обернувшись от двери, когда уже снимал халат. – Тебе амнистия вышла, за примерное поведение. Всего две недели, правда, но тоже неплохо, ведь и срок у тебя был совсем небольшим. Теперь ты снова Рауль Эндьета, гражданин Эккарта с подлинным прошлым. И неплохим будущим, надеюсь.

– Меня арестуют? Капитан Лодзински…

Вместо ответа Вешкин достал из кармана плаща свернутую газету, бросил ее на покрывало и молча вышел.

Рауль нежно спрятал новенькую карту в ящик тумбочки – интересно, сколько на ней крон? – и развернул смятую бумагу. На последней странице, среди множества мелких заметок, он увидел обведенный в черную рамку текст. В небольшом абзаце извещалось о трагическом происшествии над речушкой Союз. Рядом была помещена и голограмма – та самая, что когда-то сделала Светлана Сергеева в кафе Камалакары. Первое и последнее изображение Милана Хастича, гениального механика и неудачника, убитого пиропатроном Эндьеты.

Но ведь это он вернул Раулю его собственную жизнь, вновь сделал его свободным и, может быть, богатым и знаменитым. А значит, чего-то, пусть и не для себя, все-таки добился.