Он подошел к Гесту и поставил ногу ему на живот. Давление причиняло мучительную боль, и Гест молча кивнул. Бессильная ярость кипела в его душе – но он кивнул.

И он повиновался.

Мерзкие трофеи в красивых шкатулках лежали в багаже Реддинга тщательно завернутыми. Гест не хотел рисковать тем, что какой-то запах задержится на его собственной одежде. Реддинг понятия не имел о содержимом этого свертка.

Калсидиец сдержал слово. В ночной темноте он материализовался в спальне Геста и, приказав встать на колени, заставил выучить наизусть список имен тех, с кем ему следовало связаться в Трехоге и Кассарике. Когда Гест попытался записать эти сведения, калсидиец пригрозил вырезать имена у него на ляжках, чтобы он смог справляться со списком, не рискуя выронить уличающие данные. Гест предпочел запомнить эти имена.

Когда он попытался задавать вопросы, чтобы узнать побольше о своем поручении, калсидиец отвесил ему пощечину. Звонкую.

– Псу не нужно знать намерений хозяина. Он сидит. Он приносит. Он складывает у ног хозяина кровавую мертвую дичь. И большего ему знать не нужно. Ему говорят, что он должен делать, тогда, когда он должен это сделать.

Незнание разъедало Геста, словно язва. Кто те люди, с которыми он должен связаться, и что они потребуют от него взамен? Знакомым было только одно имя: Бегасти Коред. Тот калсидийский купец Седрика. Он цеплялся за этот факт со всем гневом, скопившимся в его сердце. Калсидийский купец приведет его к Седрику.

Гест предвкушал этот момент. Он был намерен унизить Седрика, как был унижен он сам, угрожать ему так, как угрожали ему самому. Всякий раз, когда он об этом думал, сердце у него начинало биться быстрее, а мышцы живота напрягались. Он решил, что существует всего один способ избавиться от того ужаса и унижений, которые навязал ему калсидиец.

Он передаст их Седрику.

Гест не сомневался в том, что, отыскав Седрика, он найдет и Элис. С кусочками дракона или без них, он пригонит их обоих в Удачный, заставит Элис снова занять место законной и покорной жены, после чего оформит право своей семьи на значительную часть только что обнаруженного города Старших. Это было единственной частью его миссии, о которой он думал с удовольствием.

Возвращение Элис домой было единственной задачей, о которой было известно Реддингу: Гест не сообщал ему о том, что как только Седрик станет управляемым, то, скорее всего, займет место самого Реддинга. Несколько раз в течение плаванья Гест обдумывал мысль, не бросить ли ему Реддинга в Трехоге или Кассарике. Он с глубоким удовлетворением оставил бы этого жадного человечка без гроша в незнакомом городе, что стало бы чудесной историей для тесного круга его друзей по возвращении в Удачный. В отличие от Седрика Реддинг не вызывал симпатии у близких Геста. Они будут рады его исчезновению. Как и сам Гест. За исключением некоторых мелочей. Глядя, как секретарь промокает сжатые губы салфеткой, он ощутил пробуждение легкого интереса. Седрик был классически красив, но Реддинг кое в чем был более изобретательным.

Человечек заметил взгляд Геста. Его губы изогнулись в улыбке, и он задумчиво облизнулся.

– Перед этим, – лукаво проговорил он, – у меня есть для вас еще кое-что интересное. Нечто, услышанное на палубе.

Заинтригованный Гест подался вперед.

– На палубе? Реддинг, ты нашел нам нового товарища для игр?

Реддинг фыркнул.

– Дорогой друг, сдерживайтесь. Я говорил о сплетнях, а не о постельной игре! Я вышел на палубу проветриться, а там уже были двое, они болтали и курили. Я раньше не видел ни одного из них – и, да, я немного их подслушал. Один из них говорил о своем кузене из Калсиды. По его словам, этот кузен видел в небе двух драконов. Большого синего и еще более крупного черного. И я подумал про себя: скорее всего это Тинталья и ее пара.

Он замолчал и выразительно посмотрел на Геста, ожидая похвалы своей проницательности.

Гесту было не до любезностей.

– Над Калсидой?

– Так я полагаю, – весело ответил Реддинг. – Так что я подумал: а что если Тинталья вернется в Трехог и спросит, что стало с вылупившимися драконами? Ого! Тогда для жителей Дождевых чащоб настанут очень интересные времена, правда?

– Действительно.

Что это будет означать? Ярость дракона, обрушившуюся на построенный на деревьях город? Возможно. Пока он сам будет в этом городе? Направление мыслей Геста моментально изменилось. Он видел последствия драконьей ярости: камень, который избороздили потеки едкого яда, человеческие тела, превратившиеся в разжиженную плоть внутри выщербленной брони. В тот момент Тинталья была раздражена калсидийским флотом и захватническими отрядами. Но если она обратит свой гнев на Трехог, бежать будет некуда: в городе не найдется достаточно прочных строений, в которых можно было бы укрыться.

– Реддинг! Как давно видели Тинталью? И в каком направлении она летела?

И не окажется ли так, что герцог Калсиды найдет способ добыть необходимые ему части дракона ближе к дому?

– Ну вот! – Реддинг покачал головой в шутливом отчаянии. – Сколько сведений от меня требуют извлечь из пары случайно услышанных фраз! Я попытался вытянуть из них еще хоть что-то. Я поздоровался с ними и сказал: «Я случайно услышал, что ваш кузен видел дракона». И не успел я еще хоть что-то добавить, как они повернулись и ушли к себе в каюту. Так невежливо! Но, думаю, нам бояться нечего. Подумайте, как долго должно было доходить это известие до этого типа – оно шло бы гораздо медленнее, чем способен лететь дракон. Так что я уверен, что если бы драконица направлялась сюда, то уже оказалась бы здесь. Если она вообще собирается появиться.

– Я слышал только предположения, что она умерла. Обоих драконов не видели так давно – и, похоже, она просто бросила молодых драконов.

– Значит, слухи о ее смерти были ошибкой, верно? – Реддинг подцепил колбаску. – По крайней мере, если кузен того типа говорил правду. Милый Гест, это всего лишь обрывок сплетни. Не позволяй этим новостям себя тревожить, когда надо думать о других, более насущных вопросах.

Реддинг улыбнулся ему и многозначительно облизал колбаску кончиком языка.

* * *

– Сколько дней осталось до Кельсингры?

В вопросе Рэйна звучало нетерпение. Однако оно звучало в нем и в тот первый раз, когда он его задал – и во все последующие разы. Лефтрину уже надоело пытаться ответить на этот вопрос, однако он заставил себя говорить сдержанно:

– Я не могу дать вам точного ответа. Я уже об этом говорил. Мы сейчас двигаемся против течения. Это – тяжелая работа, особенно после стольких дождей. Река становится многоводнее, и в ней появляется больше плавника, из-за которого нам трудно держаться на мелководье, где течение спокойнее.

– Но «Смоляной»… – упрямо начал Рэйн.

Лефтрин его прервал.

– Он – живой корабль. С особыми способностями. Но это не означает, что идти вверх по течению зимой не требует усилий или что мы можем двигаться и днем, и ночью. Когда дожди не прекращаются, а вода поднимается, нам труднее плыть против течения. Так что я не могу сказать вам, когда именно мы туда попадем.