Дюжина трассеров раскрылась веером, красные пунктирные спицы протянулись далеко в темноту. И посередине этого веера три нити обрубило. Воткнулись во что-то плотное, всего в десяти шагах от меня.

В ответ оттуда грохнул пистолетный выстрел, и еще один, и еще, но вспышки опускались все ниже, и все пули шли мимо.

Еще два выстрела были уже с самой земли, пули ушли в небо. Посланы неверной рукой. Тот, кто там был, уже не жилец. Три пули из козлорогого должны были превратить его грудь в сплошную отбивную.

Хлопнула дверь дома.

Я обернулся туда, но крыльцо было уже пусто. Ушли…

Глухо выругался Виктор. Его силуэт двинулся к дому, звук его шагов в наступившей тишине. Железно клацнуло – меняет магазин?

Я сообразил, что и мне надо поменять.

Нагоняя Виктора, я отстегнул магазин, перевернул другим концом, чтобы воткнуть полный. Но это был не мой знакомый до последней царапинки Курносый, и я никак не попадал вслепую. Я перевернул автомат – и тут холодный кисель меж висков дрогнул, натянулся.

По мне хлестнули ледяные щупальца. Впереди вздрогнул и остановился Виктор.

Отбивать ритм, чтобы смазаться за ним?

Бесполезно. Нас всего двое, и один раз эта сука уже различила нас…

Я сбрасывал ее ледяную хватку, уже понимая, что она не пытается подмять меня целиком, а пытается перехватить контроль над какой-то малой частью. Хочет сделать что-то конкретное. И я знал что.

На миг мне стало смешно, но я тут же задавил эту мысль, спрятал ее подальше от ледяных щупальцев, ползавших по мне, выискивавших, куда и как нажать во мне, чтобы я сделал то, что ей нужно…

Выталкивая ее прочь, не давая подобраться туда, куда она тянулась, – не давая ей этого без боя! заставляя ее сосредоточиться на этом! выгадывая секунды, когда она слишком занята, чтобы думать о чем-то другом, может быть, даже остановилась, и ее слуга замер вместе с ней, и их можно догнать! – я шел к дому. Как в тумане… Пробиваясь через ее ледяные касания. Сбрасывая их снова и снова. Не давая ей ухватиться за меня. И медленно шел вперед как сквозь воду…

Виктор шагал чуть впереди и правее. Оглянулся на меня, поймал мой взгляд. Вскинутые брови. Он тоже понял, куда она подбиралась.

Я кивнул.

Так и не перезарядив автоматы, мы продирались к крыльцу.

Ну давай, тварь… Давай! Попробуй заставить нас застрелить друг друга. Попробуй сломать нас обоих сразу, заставь прицелиться друг в друга и одновременно нажать курки… заставляй, старайся – пока мы подбираемся к тебе!

И она пыталась. О, как она пыталась…

Я чувствовал, как она подмяла меня с краешка. Выдавливала оттуда мою волю и чуть-чуть продвинулась, и еще чуть дальше… только не к рукам она двигалась! Не к ощущению крючка под пальцем! Что-то другое ей было нужно!

Я вдруг понял – что, но было уже поздно.

На миг навалилось ощущение, что мои глаза – далекие дырки окон, через которые я выглядываю на мир вокруг, отодвинутый в глубь комнаты… Ловлю взглядом дом, крыльцо, спину Виктора… И вдруг какая-то часть меня попыталась точнее представить, как расположены в пространстве эта дверь, Виктор и я сам…

Холодное касание схлынуло – и одновременно распахнулась дверь.

В сером проеме черный силуэт. Вспышка и грохот оттуда – и удар! От удара в бок меня дернуло в сторону, а вся левая половина онемела.

Ударило в низ живота и пронзило по бедру вниз, и в живот, и по ребрам вверх… В первый миг без боли, только удар и ощущение, что что-то вошло в меня. Вонзилось растопыренной пятерней, легко проткнув меня, как раскаленные щипцы масло.

А на крыльце темный силуэт вывалился из дверей, сгустился у самых перил и снова вспышка и грохот. Виктора толкнуло назад.

Спасительное онемение ушло, бок обожгло болью, но рефлексы оказались сильнее. Мои пальцы уже не сжимали магазин, а рвали из кармана Курносого. Только почему-то не через шерсть перчатки, а металл прижался к моей коже… Под пальцами затанцевали иглы, руку пронзило колючей дрожью, но я уже вскинул револьвер и выстрелил.

Темный силуэт отбросило к стене, а руку пронзило отдачей, как ударом тока, и целый улей загудел в руке, коля, жаля, пронзая, – больнее, чем было в боку!

Но тот, на крыльце, устоял, он поворачивал руку с пистолетом в мою сторону – и я выстрелил еще раз.

Я слышал крик, но кричал я, а не он.

Его голову дернуло назад, приложив затылком о стену, но едва ли он это почувствовал.

Слава богам… Слава богам, что я попал ему в голову… Третий выстрел я бы не выдержал.

Отдача все каталась по руке режущим эхом. Иглы рой за роем рождались под кожей и обрушивались внутрь, кромсая руку до костей, скребя о кости, размалывая их в колючую крошку…

Все-таки я удержал револьвер в руке.

В ушах звенело от выстрелов. Сердце колотилось в груди так, что темнело в глазах. И ужасно болел бок.

Я посмотрел на Виктора. Упав на колено, рукой он отталкивался от земли. Пытался встать. Значит, ранен не смертельно.

Я посмотрел вниз. На свой живот и бедро, которых почти не чувствовал. Боль чувствовал, но она висела сама по себе. А бедро, живот – там все онемело.

Я расхохотался. Это был плохой смех, срывающийся, истеричный, но я ничего не мог с собой поделать.

Пострадал не я. Пристрелили козлорогого. Пуля ударила в стык железа и деревянного приклада и срикошетила внутрь дерева. Приклад разворотило, острые щепки воткнулись мне в бедро. Но зато пуля не дошла до живота. На расщепленном прикладе висела порванная перчатка.

Я стиснул зубы и дернул автомат, вырывая из тела зазубренное дерево. По бедру, по ноге, под штаниной, побежала горячая струйка, но не так уж и больно, если сравнивать с болью в правой руке.

Огромные иглы пронзали руку дюжинами. И все новые и новые рождались где-то под самой кожей, перескакивая из металла в руку, и натягивались стальными нити, чтобы оборваться жалящим ударом, вгрызаясь до самой кости…

Мне хотелось отшвырнуть Курносого прочь. Хотя бы просто сунуть в карман, чтобы оборвать, металлическое прикосновение – но нельзя. Не теперь.

Я бросил автомат. Расщепленный приклад сдернул с меня и вторую перчатку. Ветер обдал холодом вспотевшие руки.

– Идти можешь?

Я оглянулся.

Виктор пытался встать, опираясь на автомат. Даже в едва брезжущем рассвете я видел, как почернел край его плаща, прилип к ноге. Но смотрел он на меня.

– Идти сможешь?! – крикнул он.

– Да… Наверно.

Я шагнул и чуть не упал. Левое бедро онемело, и вся нога была как чужая, не желала слушаться.

– Иди, – прошипел Виктор. Оскалившись от натуги, толкнулся вверх и все-таки встал. – Туда! – Он махнул рукой на угол дома. – Не дай ей уйти!