Всего секунду еще — один или два удара сердца, не дольше — я продолжал лежать, пришпиленный к полу этой психической гадостью. Потом странное ощущение охватило меня, и я даже не знаю точно, какими словами его описать — ну разве что как если ты делаешь шаг и с жестокого, испепеляющего солнечного света оказываешься в глубокой, прохладной тени. Терзавшая меня жуткая боль спала немного — совсем немного, но достаточно, чтобы я вдруг снова смог шевелить руками и головой, чтобы я знал, что могу действовать дальше.

До поры до времени я не шевелился.

— Моя! — взревел голос, настолько пропитанный жаждой похоти и крови, что в нем не осталось ничего человеческого. — Она моя!

Шаги приблизились, топ-шлеп, топ-шлеп. Краем глаза я увидел чудовищно обожженную ногу Витторио. Ощущение блаженной тени начало слабеть по краям, и заклятие Витторио постепенно восстанавливало свое действие — так солнечный свет постепенно пробивается сквозь покрытое ледяными разводами стекло.

— Сучка маленькая, — прорычал Витторио. — Я сделаю с тобой такое, что у твоего отца кровь в жилах застынет.

Послышался тяжелый удар. Я чуть-чуть повернул голову посмотреть, что происходит вокруг меня.

Толпа до ужаса огромных вурдалаков, вот что происходило, и то, что их изрядно измочалили и изорвали в бою, не уменьшило их злости. Витторио, бледный, как смерть, с почернелой головешкой вместо одной ноги, стоял над Ларой. Правую руку он держал высоко поднятой, с растопыренными пальцами, и я кожей ощущал исходившую от нее чудовищную энергию. Он поддерживал заклятие, приковавшее всех к земле — и, насколько я видел по реакции окружавших его вурдалаков, они тоже ощущали по крайней мере часть этого давления. Но, конечно, оно не лишало их способности двигаться, только немного сковывало движения. А может, они просто больше нашего привыкли к подобным ощущениям.

Он лягнул Лару в ребра — раз, другой, третий, с силой, от которой ломались кости. Лара негромко вскрикивала от боли, и, наверное, это в большей степени, чем все остальное, помогло мне вытолкнуть парализующее действие враждебной магии из моей головы. Я медленно пошевелил рукой. Судя по отсутствию воплей, никто этого не заметил.

— Пока с тебя хватит, сучка, — он повернулся к моему брату. — Я ведь давно собирался найти тебя, знаешь ли, Томас, — продолжал Витторио. — Изгои вроде тебя часто ищут себе друзей среди тех, кто не сковывает себя предрассудками и смело заглядывает в будущее. Однако ты как поганый пес — слишком уродлив, чтобы тебя пускали в дом, но преданно защищаешь хозяина, который относится к тебе с презрением. Что ж, твой конец будет не менее мучителен, чем ее, — он начал поворачиваться ко мне. Он улыбался. — Но прежде мы разберемся с надоедливым чародеем, — он закончил поворот. — Ожоги болят, Дрезден. Я не говорил, как я терпеть не могу огонь?

Грех было оставить без внимания такую иронию. Я дождался, пока он произнесет слово «огонь», повернулся и нажал на спуск дробовика Марконе.

Приклад больно лягнул меня в плечо: я не успел прижать его как положено, и даже заговоренная ветровка не смогла полностью смягчить удар. Зато заряд картечи оторвал правую руку Витторио чуть ниже локтя.

Насколько я слышал, ампутация не способствует сосредоточенности. В случае Витторио, по крайней мере, это было именно так, а поддерживать заклятие вроде того, что он использовал, без нужной сосредоточенности не получится. Я испытал резкий приступ чудовищного давления, когда физическая травма Витторио впрыснула в заклятие мощный заряд энергии — словно огромный сабвуфер взвыл от перегрузки. Вурдалаки хором взревели от боли, и это дало мне секунду или две, чтобы действовать.

Я подобрал под себя ноги и со всей силы лягнул Витторио в колено — здоровой ноги, разумеется. Удар по колену не доставит никаких неприятностей вампиру Красной Коллегии — их реальные тела все равно ходят коленками назад. А вампира Черной Коллегии рука, отстреленная из дробовика, разве что разозлила бы.

Витто не был ни тем, ни другим.

Когда он не питался энергией, почерпнутой из Голода, он мало чем отличался от смертного. А я, при том, что чародей и все такое, еще и довольно, скажем так, крупный тип. Высокий и тощий, да, но при таком росте даже тощие ребята чертовски тяжелы, и ноги у меня тоже сильные. Его колено подломилось, и он, взвизгнув, упал.

Прежде, чем он успел опомниться, я уже стоял на одном колене, прижав приклад к плечу, а длинный ствол уперев в нос Витторио.

— Назад! — орал я. Вообще-то я собирался изображать из себя хладнокровного и сильного, но голос у меня вышел злобный и не слишком обремененный здравомыслием. — Прикажи им отступить назад! Ну!

Лицо Витторио перекосилось от боли и неожиданности. Он уставился на дробовик, потом на меня, потом на оставшуюся от правой руки культю.

Я больше не слышал секундомера, но сознание домыслило звуковой эффект. Тиктиктиктиктиктик. Сколько времени осталось? Шестьдесят секунд? Меньше?

Окружавшие меня вурдалаки, оправившиеся от короткого приступа боли, начали негромко рычать — больше всего это напоминало рокот нескольких дюжин мотоциклов. Я не спускал взгляда с их босса. Если бы у меня имелась хотя бы секунда как следует разглядеть все подробности анатомии, готовые в любой момент впиться в мою плоть, я, возможно, не удержался бы от слез, а это как-то не по-мужски.

— Н-назад! — заикаясь выпалил Витторио. Потом произнес что-то на языке, показавшемся мне смутно знакомым, хотя самого слова я не понял. Он повторил это почти визжа, и вурдалаки попятились от нас — на пару дюймов, но попятились.

Тиктиктиктиктик.

— А теперь будет вот как, — сообщил я Виторио. — Я забираю своих людей. Я ухожу в проход. Я закрываю его. Ты остаешься жив, — я чуть налег на дробовик, заставив его дернуться. — Или погибнем все. Мне как-то довольно все равно, так будет, или иначе, поэтому выбирать тебе.

Он облизнул пересохшие губы.

— Т-ты б-блефуешь. Нажми на курок, и вурдалаки убьют всех. Ты ведь не хочешь, чтобы они погибли ради удовольствия убить меня.

— День у меня сегодня был нелегкий. Я устал. Думается неважно. И, насколько эта ситуация видится мне, Витто, ты меня достаточно убивал сегодня, чтобы надоесть мне до смерти, — я прищурился и заговорил еще тише. — Или ты всерьез думаешь, что я позволю себе погибнуть, не прихватив тебя с собой?

Долгое мгновение он смотрел на меня, потом снова облизнул губы.

— Ид-дите, — произнес он. — Идите!

— Томас! — крикнул я. — Подъем, подъем! Некогда валяться и помирать.

Я услышал, как мой брат застонал.

— Гарри?

— Лара, вы меня слышите?

— Вполне, — отозвалась она. Судя по звуку, старшая сестра Томаса уже встала и находилась где-то совсем рядом со мной.

— Томас, бери Марконе и тащи его в проем, — я смерил Витторио свирепым взглядом. — Не шевелись. Даже дернуться не смей.