Я подумал: И это что-то объясняет?

СТОП.

Дело в том, сказала Сиб. И принялась расхаживать туда-сюда.

Знаешь, как где-то сказал Булез? спросила она.

Нет, как где-то сказал Булез? спросил я.

Comment vivre sans inconnu devant soi[151]. He все могут.

Так, сказал я.

Знаешь, что я сказала, когда очнулась? спросила Сиб.

Нет, сказал я.

Гневись, гневись, что гаснет мрак ночной[152]. Ты бы не хотел услышать такое от своего друга.

Да, сказал я.

Впрочем, сделанного не воротишь, и вот она я, а Лондон, невзирая на все изъяны, едва ли городишко с прежде не раскрытым потенциалом. Сколько людей живет на планете?

Пять миллиардов, сказал я.

Пять миллиардов, и насколько мне известно, из всех этих миллиардов я одна полагаю, что дети не должны жить в абсолютной экономической зависимости от взрослых, чьим заботам препоручила их судьба. Пожалуй, я тут побуду еще и напишу письмо в «Гардиан».

Я сказал, что могу написать сам и подписаться «Людо, 11 лет».

Ты напиши в «Индепендент», сказала Сиб. А я на всякий случай еще в «Телеграф» и подпишусь «Роберт Донат».

Превыше всего ценя разумную аргументацию, Сиб в 9 случаях из 10 увиливает от ответа.

Она принялась расхаживать туда-сюда и, проходя мимо пианино, задержалась, села и заиграла музыкальный кусочек, который то и дело наигрывала годами.

Мой отец выпустил книжку про свою поездку на остров Пасхи.

Хью Кэри в одиночестве отправился через Россию.

Сорабджи посвятили в рыцари.

Художник ушел гулять по пустыне.

Сегети с партнером выиграли Всемирный чемпионат по бриджу 1998 года, перед тем скатавшись в Джексон, штат Миссисипи, и кое-что разведав для Нелсона Манделы.

Люди жили своей жизнью и продолжали свою работу.

Нового отца я искать не стал. Надо было ходить везде и говорить Сезам, откройся, но я только носил его куртку и снова и снова и снова катался по Кольцевой.

В один прекрасный день я доехал по Кольцевой до «Бейкер-стрит». Было все равно, куда идти, и я пошел по Мэрилебон-роуд, а потом свернул на север. Прошел вверх по одной улице, свернул налево, прошел вниз по другой, свернул направо, вверх по третьей и снова налево. Посреди улицы я услышал фортепиано.

Стадо октав запаниковавшими жирафами носилось туда-сюда по клавишам; гномик проскакал на одной ножке; двенадцать жаб пропрыгали на четырех лапах. Я сидел на пороге, а XXV вариаций «Пир Эзопа» Алькана ошеломляли равнодушную улицу. Кто это? подумал я. Я слышал в записи, как их играет Амлен, и я слышал записи Райнгессена, и Лорана Мартена, и Рональда Смита, а один раз передавали Джека Гиббонса, и, послушав эти записи, ты услышал всех пятерых, кто это играет. А тут был кто-то шестой.

Добрая волшебница Глинда плыла по мерцающему морю, запрягши шесть белоснежных лебедей. Великая Армия пересекла Польшу на пружинных ходулях. Женщина с хозяйственной сумкой перешла дорогу и поднялась на крыльцо. Переигрывающим статистом мимо торопливо прошагал мужчина с портфелем.

Шесть псов сплясали чечетку на столе.

Вариации закончились. Наступила краткая пауза.

Октавы взлетели стаей перепуганных фламинго. Никто не остановился, не оглянулся.

Он играл вариации «Вариаций» и вариации этих вариаций, и он играл вариацию за той вариацией, с которой эту вариацию изначально не сочетали.

Ты готов снова пойти в бой? Шансов нет. Дело опасное.

Я встал и постучал в дверь.

Открыла женщина. Она сказал: Чего тебе?

Я сказал: Я на урок фортепиано.

Она сказала: А.

Она сказала: Но он не дает уроки.

Я сказал: Он меня примет.

Она сказала: Ну, я не знаю.

Я сказал: Я пришел на урок по Алькану, когда-то знаменитому современнику Шопена и Листа; его обошли назначением на пост директора консерватории в результате грязных политических махинаций, предпочли ему посредственность и тем самым обрекли на жизнь в горьком забвении, и умер он (согласно легенде), потому что на него упал книжный шкаф, когда он доставал том Талмуда. На сегодняшний день всего шесть человек в мире играют его произведения из шести до сих пор работают может быть трое из них лишь один живет в Лондоне я пришел на урок фортепиано к нему.

Она сказала: Он мне ничего не говорил.

Я сказал: Ой, да бросьте

Она сказала: Ну так и быть.

Я вошел. Я оказался в большой комнате — голый пол, шелушащаяся штукатурка и рояль. За роялем кто-то сидел — я видел только ноги.

Он сказал:

Чего тебе?

Он поднимает меч. Он изящно, плавно отводит меч назад. Я сказал: Я хотел с вами повидаться, потому что я ваш сын. Он встал. Ему было лет 25. Не двойник Мифунэ, конечно, однако маловероятно, что я ему сын.

Он сказал: Это еще что за новости?

Я не знал, что сказать. Потом я придумал, что сказать. Я сказал:

やい! 貴様！

Яй! Кисама

Эй ты!

よくも俺の事を 侍か? なんてぬかしやがって

еку мо орэ но кото о самурай ка? нантэ нукасиягаттэ…

Ты еще спрашиваешь, самурай ли я…

ふざけるな!

фудзакэруна!

какая наглость!

Он сказал: Что?

Я сказал:

俺はな こう見えてもちやんとした 侍だ.

Орэ ва на ко, миэтэ мо тянто сита самурай да

Я настоящий самурай, хоть и выгляжу так

Кажется, я не произвел на него впечатления. Я не отступил:

やい俺はな あれから お前の事をずっと 捜してたんだぞ