– Эй, хозяин! – Когда Меш этого желал, его голос мог вышибать стекла в окнах и гасить свечи. Корчмарь вздрогнул и с ужасом уставился на выпрямившегося во весь свой огромный рост Меша.

– Ты! – Палец Меша, казалось, воткнулся в лоб человека, хотя их и разделяло не менее пяти метров. – Нарушил! – Палец встал вертикально. – Закон Очага!

В зале корчмы воцарилась мертвая тишина.

– Я, – Меш опустил голос на две октавы, – Меш-са-ойр, принц Вайяр, – Меш наконец показал клыки, – объявляю твой дом вне закона. – Тишина стала вещественной и начала осыпаться, как иголки с высохшего кедра. – Отныне ты моя законная добыча. – Он повернулся и пошел к выходу, на ходу вынимая из ножен на бедре узкий и короткий меч телохранителя. У самой двери он остановился, обернулся к корчмарю, у ног которого расползалась зловонная лужа, и тихо добавил: – Я вернусь. – Он сказал, и все в зале услышали его и поняли. Это Меш знал твердо.

Гнев – странная вещь. С одной стороны, он гасит разум. Он, как лесной пожар, опасен, стремителен и безрассуден, но, с другой стороны, гнев поднимает человека над обыденностью, ломает правила и удваивает силы. Меш уже узнал однажды, что может сделать с ним гнев, во всех смыслах. И сейчас плескавшийся на границе сознания гнев снова взбросил Меша на новую высоту. За короткую невесомую секунду гнев открыл ему будущее на три удара сердца вперед. Поэтому, распахнув дверь, Меш не вышел на улицу, а внезапно отшатнулся назад и в сторону. Огненная кобра метнулась внутрь корчмы, прорезала помещение насквозь и сожгла еще не пришедшего в себя от ужаса корчмаря. В то же мгновение Меш уже качнул свое тело обратно, и рывком выбросил себя из корчмы на улицу, и уже там дважды качнулся вправо и влево, сбивая, как учил его Ворон, прицел.

Второй выплеск пламени снова ударил в открытую дверь корчмы, а третий – в стену дома рядом с дверью, но Меш уже прыгнул вперед, наискось пересекая улицу и врываясь в портновское заведение напротив. Двух своих преследователей – мужчину и женщину – он оставил за спиной, потому что третий, тот, который стрелял в него из бластера, был сейчас много опасней. И Меш, не раздумывая, выбрал его. Бросок. Меш выбил плечом дверь из толстого пластика и влетел в мастерскую, повалив по пути пару манекенов. Он сразу упал на пол, лишая противника возможности выстрелить себе в грудь, перекатился через плечо и ударил мечом снизу вверх, в пах не успевшего среагировать стрелка. Не останавливаясь и не снижая темпа, Меш перехватил руку с бластером, сломал ее, как сухую палку, и, отбросив в сторону закричавшего от боли убийцу, развернулся лицом к двери, чтобы принять на меч мужчину, вбегавшего вслед за ним. Этот оказался совсем неплох. Он среагировал мгновенно и, отбив меч Меша длинным тонким кинжалом, сместился вправо, пытаясь сблизиться с Мешем – в его левой руке был зажат второй кинжал – и ударить сбоку. За его спиной Меш уже видел набегавшую с улицы женщину. Та тоже была вооружена двумя кинжалами.

Меш увел свое тело вправо, одновременно увлекая туда же соперника, и выбросил вперед левую ногу, принимая на нее напор убийцы. Как ни был тот ловок, но столь стремительной реакции от Меша он не ожидал, так же как и такого простого, но в высшей степени эффективного ответа на свою атаку. Удар он пропустил. Ботинок Меша врезался в его ребра, и атака захлебнулась. Кинжал, не доставший Меша, застыл в воздухе, а второй вместе с держащей его рукой дернулся туда, куда позвала его резкая боль. А Меш, продолжая начатое движение, повалился на пол, прямо под ноги вбежавшей в мастерскую женщине. И она прыгнула, чтобы не споткнуться об него. У нее оказалась поразительная реакция, но Меш тоже умел быть быстрым, как скальная кошка, и мгновенно перевернувшись на спину, он поймал пролетавшую над ним женщину за ногу. Дернув ее на себя, Меш сломал ее прыжок, и она с грохотом обрушилась плашмя на пол, а Меш уже снова встал напротив пришедшего в себя кинжальщика.

Краем глаза, краем сознания Меш продолжал между тем «держать» все вокруг, насколько хватало его дара, разогретого гневом и азартом, кипевшими в крови. Женщина была оглушена и еще не пришла в себя. Стрелок был тоже жив, но болевой шок затмил его сознание. Больше врагов вокруг не было.

Двойной выпад кинжальщика Меш уловил и отбил быстрым вращением меча, но при этом действовал не только умением, но и силой, так что, по крайней мере, один из кинжалов – правый – вылетел из раскрывшихся пальцев мужчины, и сильная боль в кисти руки отвлекла внимание кинжальщика на одно, бесценное, мгновение. Воспользовавшись этим, Меш стремительно шагнул к мужчине и ударом левой руки разбил убийце кадык. Все было кончено, в сущности, даже не успев по-настоящему начаться. Не останавливаясь, Меш обернулся к женщине, но та еще только пыталась встать на четвереньки, так что удар ногой по ребрам она пропустила и, хрипло выдохнув воздух из перехваченных спазмом легких, отлетела в сторону, перевернувшись при этом на спину.

Теперь, уже не торопясь, Меш подошел к ней, взглянул в полные ненависти и боли глаза и сел ей на грудь, прижав к полу заодно и ее руки. Окровавленное лезвие меча коснулось горла женщины, и Меш почувствовал, как напряглось под ним ее тело в попытке сбросить его с себя. Впрочем, учитывая его вес, попытка эта была тщетной. Странно было, что она еще может дышать. Продолжая смотреть прямо в ее желтые глаза, Меш оскалился, обнажив и верхние и нижние клыки, и коротко прорычал:

– Говори!

– Сдохни! – выплюнула она ему в лицо.

– Зря, – сказал Меш и вспомнил уроки Виктора. «Ну что ж, Ворон говорил, потрошить, значит, потрошить».

Взглянув в глаза женщины, он почувствовал ее дар и понял, почему не заметил слежки сразу, как только его начали вести. Теперь ему предстояло впервые в жизни помериться силами с настоящей колдуньей. Он смотрел ей в глаза, усиливая и усиливая давление и чувствуя одновременно, как мечется в поисках лазейки в его сознание ее немалый, по его ощущениям, дар. Длилась длинная минута, и растягивалось в бесконечность податливое время, и Меш, занятый поединком двух воль, вдруг с ужасом понял, что перестал «держать» свой гнев. Волна всесокрушающего пламени ворвалась в его сознание, и, погрузившись в ад своего гнева, Меш вновь пережил то, что он сделал с н’Цохой. Он вновь насиловал несчастную тщеславную фрейлину, оказавшуюся в неподходящее время и в неподходящем месте, из-за своей вполне простительной жадности; он рвал клыками ее белое горло и пил ее кровь, как дикий зверь; но одновременно он сидел на груди молодой миловидной женщины, которая пришла, чтобы его убить, и, значит, сама отменила в отношении себя любые ограничения закона или традиции. Меш зарычал, ощущая, как наливается силой его клинок, как иной огонь, не похожий на пламя гнева, но связанный с гневом своей сутью, огонь вожделения охватывает его. И женщина поняла, почувствовала, восприняла надвигающийся на нее ужас и закричала высоким, визгливым от охватившей ее паники голосом:

– Нет!

– Да, – прохрипел в ответ Меш, сокрушая ее дар.

– Ты Лунный Демон! – визжала она.

– Я хуже, – отвечал он. – Теперь ты знаешь, что тебя ждет, – сказал он, снова обретая контроль над собой. Он не знал, что он сделал и как, но это сработало.