Льюк порылся во внутреннем кармане пиджака.

– Доктор получил еще одно анонимное письмо. Тот же почерк, та же марка, та же бумага. А вот грязи на сей раз маловато. Недотягивает до стандарта. – Он шмыгнул длинным носом. – Но та же добрая душа изощряется в своем стиле. Она предрекает, что мы будет гореть в адском пламени.

Он достал лист бумаги, который, отметил про себя Кэмпион, мог быть намеренно изготовлен так, чтобы его происхождение не поддавалось определению. Тонкий, обычный, чуть сероватый, без водяных знаков. Такие листы кипами продавались в любом столичном магазине канцелярских товаров. Даже почерк вроде бы знакомый, как и корявое, откровенно неграмотное содержание.

После детального изучения послание оказалось не лишенным интереса. Вслед за начальной цепочкой нецензурных слов, написанных бессистемно, но с откровенным и отвратительным наслаждением, автор перешел к более связным предложениям.

Ну что старый болван тебе пока все сошло с рук потому что остальные д-ра трусы но и ты не получил много за своих покойников верно а я сейчас расскажу тебе почему и буду выражаться прямо чего ты болван сам делать никогда не умел.

Братец который тоже болван но сообразительный и злой повел себя как умный каким себя считает и Он то получил все что она оставила болвану из болванов по кличке Капитан дураку и к тому же бедному я слежу за тобой кто виноват во всех бедах и Несчастьях видит бог аминь стекло расскажет обо всем не забывай что такие как ты все болваны заставляющие других страдать притворяясь всегда что несут людям доброту и благо полиция еще хуже всегда готова ухватить деньжат и всех облапошить. Они будут гореть в адском пламени еще на земле как я надеюсь и вы тоже. Но ты хуже их всех болван болван болван болван болван.

– Милая женщина, не правда ли? – Чарли Льюк смотрел через его плечо. – Хотя может писать гораздо лучше. Не так много повторов, когда она в хорошей форме. Заметили что-нибудь любопытное?

Кэмпион разложил письмо на прикроватном столике и стал размечать написанное легкими прикосновениями карандаша. Закончив с этим, он подчеркнул отдельные слова, так что получилось достаточно простое сообщение.

Братец повел себя как умный. И он получил все, что она оставила Капитану, дураку и к тому же бедному.

– Весьма занятно, если только правда, – пробормотал он.

– Почему же? – Льюк задумчиво склонил голову набок.

– Потому что мисс Рут втайне от всех оставила в наследство Капитану, которого терпеть не могла, восемь тысяч когда-то котировавшихся на бирже акций. – Кэмпион широко улыбнулся. – А теперь садитесь, – пригласил он, – и слушайте, как я стану нарушать обещание сохранять конфиденциальность доверенной мне информации.

Но прежде чем снова заговорить, он еще раз прошелся карандашом по краткому посланию и подчеркнул пять других слов в омерзительном тексте.

Большая комната сразу по левую сторону от главного входа в пансион «Портминстер» была спроектирована в те дни, когда люди много думали о еде, уделяли ей достаточно времени, а главное – обширные пространства.

Отец Лоренса Палиноуда, чей несколько небрежно выполненный портрет висел над камином, развлекал в этом банкетном зале самых умных и образованных мужей викторианской Европы, а теперь его сын работал в одном углу, а спал – в другом. Походная складная кровать стояла зажатой между двумя изящными георгианскими пьедесталами красного дерева, увенчанными бронзовыми вазами, и было очевидно, что хозяин держит одежду аккуратно сложенной в серванте, ставшем теперь чрезмерно огромным для любых других домашних предназначений.

Удивительно, но комната при этом производила впечатление комфортабельной и даже уютной. Накрытое гобеленом кресло у очага было слегка продавленным, однако опрятным и тщательно протертым щеткой. Солидных размеров стол со скругленными углами, протянувшийся по всей длине ковра, поделили на три секции. Первая служила непосредственно рабочим столом, вторую занимали папки и прочие бумаги, а третью превратили в удобную стойку бара, за которым Лоренс вкушал свои сандвичи. Остальное место было выделено под книги, причем среди них вы бы не нашли ни одной потрепанной или покрытой пылью. Они занимали полки по стенам, лежали на крышках бюро, кипами возвышались на стульях или просто по углам.

В итоге это стало одной из самых опрятных гостиных и одновременно спален, какие только видел Чарли Льюк за свою долгую карьеру. Он обдумывал этот странный факт, пока стоял рядом с Кэмпионом и осматривался.

Они вошли без приглашения и занимались тем, что Льюк именовал «разведкой на местности», дожидаясь появления хозяина. На одном из краев стола на специальной подставке стоял поднос из столовой, и на нем тоже лежали книги, которые хозяин комнаты читал непосредственно в тот день, – с закладками в нужных местах, они тоже были организованы ровным и тесным рядом, чтобы названия на корешках читались отчетливо.

Кэмпион склонился над ними. Первым же томом, попавшимся ему на глаза, оказалось издание учебника «Судебно-медицинская экспертиза» Сидни Смита, вторым – «Токсикология» Баканана. По мере того как он просматривал выстроенные в ряд фолианты, выражение его лица становилось все более непроницаемым. Он ожидаемо увидел здесь труды по анатомии Гросса и фармакологию «Materia Medica», «Судебно-медицинскую химию» Лукаса и очень старое издание медицинского словаря Куэйна. Он принялся выискивать других старых знакомых и с интересом обнаружил Глейстера, Кейта Симпсона и увлекательнейшего Г.Т.Ф. Родса, а также обширную коллекцию приложений и периодики, включая Штрекера и Эбо, «Аномалии при душевных расстройствах и их связь с преступностью» и несколько номеров «Английского вестника криминалистики».

Перед ним была выставлена небольшая, но хорошо подобранная библиотека по криминологии.

Он взял в руки справочник по фармакологии, просмотрел форзац, вздохнул с видом знатока и продолжил изучение литературы, но его неожиданно прервал Льюк:

– Шоб мне лопнуть на месте!

Внезапное восклицание на старомодном наречии прозвучало взрывом бомбы. Кэмпион поднял голову и увидел округлившиеся от изумления глаза инспектора. Он держал листок бумаги, только что найденный им на каминной полке.

– Это снова наша с вами грубиянка, – сказал он. – Взгляните.

Кэмпион подошел, и они вместе прочитали послание, аналогичное анонимным письмам для доктора. По мере чтения Кэмпион почувствовал знакомый холодок в животе, неизменно дававший о себе знать при столкновении с любой таинственной аномалией. А это было чистое безумие, но безумие рациональное и намеренно рассчитанное на то, чтобы причинить боль.

«Ты… обокрал… дурака».

Конверт, все еще лежавший на полке, был снабжен почтовой маркой для внутригородских писем и адресован Лоренсу Палиноуду.

– Отправлено вчера утром. – Льюк вернул письмо на то же место, где нашел его. – Интересно, первое ли это послание, полученное им? И если нет, то почему, черт возьми, он не сообщил об этом?