* * *

Вечер они провели, рассказывая друг другу истории. Софи поведала о Гардинге и его анархических школьных выходках; о соперничестве между Ричардсом и Калпеппером; о подростковой любви Бенжамена и Сисили. А Патрик рассказал, как дочь Бенжамена и Сисили, Мальвина, зачатая утром 2 мая 1979 года — в тот единственный раз, когда ее родители занимались любовью, — двадцать лет спустя отыскала родного отца, хотя и не подозревала, что это он и есть, отыскала лишь затем, чтобы влюбиться в его младшего брата Пола. О своей матери Клэр он тоже рассказал — и о том, как она узнала правду об исчезновении своей сестры зимой 1974 года.

Так они делились историями, а платформа вращалась, регулярно демонстрируя им полную луну, пока время не приблизилось к полуночи и улыбающиеся официантки не выстроились у дверей, ведущих на обзорную площадку, намекая, что пора уходить. И когда полная луна, описав замкнутую окружность, зависла над Рейхстагом и Тиргартеном в шестой раз, они поняли: им действительно пора.

* * *

В том 2003 году ночь в городе Берлине выдалась ясной, звездной, иссиня-черной. Патрик и Софи шагали по затихшим улицам, по Карл-Либкнехт-штрассе, Унтер-ден-Линден. Не доходя до Парижской площади и отеля «Адлон», они пересекли широкий бульвар. Из боковой улочки вылетело такси, и последний отрезок проезжей части им пришлось преодолевать бегом. Патрик схватил Софи за руку, увлекая за собой, и, когда они добрались до безопасного тротуара, руки не выпустил.

Приблизившись к отелю, они увидели через окно, что в ресторане «Карре» на первом этаже осталось лишь двое посетителей: Филип и Лоис. Патрик и Софи помахали им и жестом указали вперед, по направлению к Бранденбургским воротам, давая понять, что они еще не нагулялись.

* * *

Филип и Лоис не отважились на поиски другого заведения. Их хватило только на то, чтобы переместиться из бара в ресторан «Карре», где метрдотель, невзирая на отсутствие предварительного заказа, усадил их за столик у окна, потому что вспомнил Лоис и обморок, случившийся с ней днем.

Разумеется, они не могли обойти молчанием брата Лоис; за ужином в основном о нем и говорили. Филип давно ничего не слыхал о Бенжамене. Он знал, что тот живет в Лондоне и что он воссоединился с Сисили. Лоис сообщила, что у Бенжамена теперь новая работа в крупной бухгалтерской фирме в Сити.

— Одного не могу понять, — сказала Лоис, — как Сисили удалось его разыскать.

— Тут все просто, — ответил Филип. — И благодарить мы за это должны Дуга. Когда она окончательно вернулась в Лондон, то первым делом отписала Дугу. Он под каждой колонкой в газете вместе с подписью ставил свой электронный адрес. Потом, когда Бенжамен вернулся из своих странствий, Дуг передал ему, что Сисили его ищет. Бенжамен обалдел. И чуть ли не в тот же день отправился к ней.

На что Лоис, к изумлению своего собеседника, отреагировала так:

— Бедная Мальвина. Она так этого не хотела.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Она делала все, чтобы они не встретились. Изворачивалась как могла. Ради Бенжамена. — Филип приподнял брови, тогда Лоис спросила: — Ты ее видел?

— Один раз мельком. На митинге в Лонгбридже.

— Я провела с ней целый день, — задумчиво продолжила Лоис. — И очень этому рада. Теперь я лучше понимаю, что произошло. И больше не сержусь на нее.

— Когда это было? — спросил Филип.

— Месяца два назад. В Германии — недалеко, миль сто отсюда, на побережье. Там, где они с Полом прячутся. Собственно, я намеревалась встретиться с обоими — прежде всего с Полом, конечно, чтобы спросить, что он, черт возьми, себе думает, — но Пол волшебным образом испарился накануне моего приезда. Я его так и не увидела. Но вот с Мальвиной мы тогда долго разговаривали.

Затем, не торопясь, она рассказала Филипу все, что узнала в тот день.

— Думаю, года четыре назад Мальвина начала впадать в отчаяние. Ну представь. Она родилась в каком-то богом забытом городишке посреди Америки, у двадцатилетней матери, которая в тот период вообразила себя лесбиянкой. Когда эти отношения разваливаются, Сисили принимается метаться от мужчины к мужчине, а у Мальвины менялся один отчим за другим. А что касается настоящего отца, он Сисили настолько безразличен, что она даже не пожелала рассказать о нем дочери. И Мальвина нафантазировала себе отца — гения дизайна, якобы умершего от СПИДа в восьмидесятых. С этой страшной… пустотой ей и приходится жить все эти годы, не говоря уж о самой Сисили. Когда ее бросает очередной любовник, с Сисили каждый раз случается истерика: она безудержно рыдает на плече у маленькой дочери, причитая, какой это «ужасный, ужасный человек». И так продолжается двадцать лет. Двадцать лет! Кто такое выдержит и уцелеет, сам подумай? А потом у Сисили начинаются трения с ее последним ухажером, и тогда впервые проявляется ее болезнь — настоящая болезнь, не притворная, как обычно, — и тут Мальвина понимает, что у нее больше нет сил. В одиночку ей уже не справиться. Но она не может просто взять и уйти от матери.

И тогда, благодаря небольшому открытию, у нее возникает идея. Она находит старую кассету с записью, сделанной специально для Сисили, когда та еще училась в школе. На кассете музыкальный отрывок для рояля и гитары под названием «Морской пейзаж № 4». Исполнение не сказать чтобы очень хорошее, а качество записи просто жуткое — где-то посреди отрывка на заднем плане раздается кошачье мяуканье, — но это даже придает музыке очарование и в общем абсолютно не важно, потому что Мальвина понимает главное: человек, сочинивший эту музыку, наверняка сильно любил ее мать. Она вцепляется в эту пленку обеими руками, слушая ее снова и снова. Начинает расспрашивать мать об авторе музыки, но Сисили лишь небрежно роняет: с этим парнем по имени Бенжамен она училась в школе. Скудные сведения, но Мальвине их хватило. За полдня в Интернете она вычислила, что фамилия у этого Бенжамена должна быть Тракаллей и в настоящее время он работает бухгалтером в Бирмингеме. Туда-то зимой 1999 года она и направилась.

Разговорившись с девушкой в приемной офиса, где работает Бенжамен, она выясняет, как выглядит нужный ей человек. Затем идет следом за ним до книжного магазина, садится за соседний столик в кафе и ждет удобного момента; ждать ей приходится недолго. Какого-то четкого плана, как заманить Бенжамена в ловушку, у нее, конечно, нет. Она лишь смутно надеется, что нашла того, кто станет ее спасителем, сняв с нее бремя забот о Сисили. Но стоило ей поболтать с Бенжаменом всего пару минут, как ей уже ясно: ничего не выйдет, и она отказывается от этой затеи. И не потому, что он забыл Сисили, о нет. Как раз наоборот. Он упоминает о Сисили в первую же встречу, рассказывая об эпическом романе с музыкой, который он пишет. И признается, что работается ему трудно, но в какой-то мере — в огромной мере — ему помогает мысль, что пишет он для нее, чтобы что-то ей доказать, чтобы в один прекрасный день положить этот роман к ее ногам в качестве трофея. Он не знает, как именно это произойдет, о таких деталях он не задумывается, но уверен, что как только роман опубликуют, как только он увидит свет, Сисили об этом сразу же станет известно… И что? Она прибежит обратно и бросится ему на шею? Бог весть, что ему мерещится.