Лоис опустила глаза, сморщила лоб — ее переполняла жалость.

— Ладно, — вскинула она голову. — Мальвина убедилась, что Бенжамен по-прежнему бредит Сисили. Но именно это ее и останавливает от осуществления задуманного. Она сталкивается с большой проблемой, совершенно непредвиденной. Ей нравится Бенжамен. Она сочувствует ему, замкнувшемуся в своем наваждении, которое разрушает все вокруг — и в итоге разрушит его брак, лишит работы, доведет до ужасного состояния. Она знает, что больше всего на свете он хочет снова увидеть Сисили; и она также знает, что хуже для него ничего быть не может. Поэтому она держит язык за зубами. Мигом она научается тому, что рано или поздно затвердили назубок все друзья Бенжамена: ни при каких обстоятельствах не произносить имени на букву «С».

Конечно, самым разумным было бы немедленно сесть в поезд до Лондона и в Бирмингем больше ни ногой. Но ее необъяснимо влечет к Бенжамену. Она чувствует в нем родственную душу, и он тоже ощущает нечто в этом роде, а поскольку подоплека происходящего ему неведома, он не знает что и думать, и ему начинает казаться, что она влюбилась в него и что между ними завязываются какие-то близкие отношения. Разумеется, Бенжамен не тот человек, который сразу переходит к активным действиям; он не набрасывается на нее, не заваливает в постель — на такую грубость он не способен. И все же, когда они снова встречаются, а потом еще раз, и еще, он совершает ошибку: утаивает эти встречи от Эмили, и в результате для него отношения с Мальвиной превращаются в любовную связь, хотя в реальности ничего такого нет. В общем, он запутывается. У Мальвины же мысли простые: как ей уютно с этим человеком, как хорошо рядом с ним и как он добр к ней. Ведь Бенжамен и впрямь добрый. Этого у него не отнимешь. Мальвина замечает, что он внимательно ее слушает — в отличие от многих других людей, и это так необычно, и ему интересно то, что она пишет, интересно, чем она занимается в университете. И тут доброта подводит его: он опять совершает крупную ошибку.

Мальвина занимается медийными исследованиями, она пишет курсовую о взаимоотношениях политиков — причем преимущественно о новых лейбористах — и СМИ. И что же предлагает Бенжамен, широкая душа? «О, да тебе надо обязательно порасспросить моего брата». Мальвина радостно хватается за эту мысль. Пол поначалу не рвется общаться со студенткой, но Бенжамен говорит, что она хорошенькая, и Пол мгновенно дает себя уговорить, и… ну, что было дальше, ты знаешь. — Лоис задумчиво смотрела в окно, перебирая в голове эту цепочку событий и стараясь понять их смысл. — Все началось, — подытожила она, — с музыкального отрывка. Записанного в доме моих бабушки и дедушки. Много-много лет назад. И покатилось…

Она подняла голову, вдруг сообразив, что над ней навис официант. Было уже поздно, и официант подошел предложить им кофе.

Когда они вновь остались вдвоем, Филип спросил:

— А что из всего этого известно твоим родителям?

— Почти ничего, — замахала руками Лоис. — Нет, они, конечно, в курсе, что Пол и Мальвина сошлись…

— Но не знают… кто она?

— Мы вынуждены помалкивать. Они умом тронутся. Я всем сердцем надеюсь, что долго это не продлится. Мальвина все чаще наведывается в Лондон. Видится с Сисили. Бенжамен не желает встречаться с дочерью — пока она живет с Полом. Но я все думаю, когда же Мальвина поймет, насколько неправильно то, что она делает. По-моему, она способна это понять. — Лоис коротко, безрадостно улыбнулась. — Ее сочинения начинают пользоваться спросом. Ты что-нибудь читал?

— Вряд ли.

— Я бы тоже осталась в неведении, если бы на прошлой неделе не расставляла по полкам свежую периодику и в одном из журналов не наткнулась на ее имя. Под стихотворением.

— Прочла? (Лоис кивнула.) О чем оно?

— Об отцах. Об отцах и дочерях. Забавно, не правда ли, что не кто-нибудь, но родная дочь Бенжамена напечаталась раньше него? Любопытно, что он почувствует, если, конечно, об этом, узнает. — Она отпила кофе. — Словом, вот почему я стараюсь не судить Мальвину строго. Ее побуждения были чисты — некоторые из них, по крайней мере. Вся вина лежит на Поле. Его я никогда не прощу. Никто из нас не простит. Чертов… идиот. — Слово прозвучало с небывалым напором, с небывалым негодованием. Филип и не подозревал за Лоис таких интонаций. — Оставить Сьюзан и девочек. Бросить их, бросить все. И о чем он только думает? Как представляет себе будущее? Что он будет делать, когда они с Мальвиной разбегутся?

— О, ты не поверишь, — устало отозвался Филип. — Пол вернется. И скорее раньше, чем позже.

— Но как? Его политическая карьера закончилась.

— У него полно связей в деловом мире. Полно добрых приятелей. Они ему что-нибудь подыщут. Видишь ли, такие, как Пол, никогда не тонут. Никогда. Посмотри на Майкла Асборна. Когда в последний раз он завел фирму в штопор, а сам катапультировался с парой миллионов, все сочли, что ему конец. Но он опять у руля, руководит энергетической компанией и так же загубит ее, не моргнув глазом. Эти люди не похожи на нас. Они неуязвимые.

Лоис не слыхала о Майкле Асборне. Филип рассказал подробно, насколько мог, историю о сотрудничестве Асборна с Полом и еще более странную историю о его кратких неудачных отношениях с Клэр, оборвавшихся год назад на Каймановых островах, где они проводили отпуск.

— А что Клэр? — оживилась Лоис. — Как у нее дела?

— Клэр, — благодушно ответил Филип, — счастлива как никогда. Она опять в Италии, с человеком, которого любит, и помолодела лет на десять.

— Бенжамен что-то рассказывал, — Лоис сощурилась, припоминая прошлогодние беседы в Дорсете. — Он был женат, да?

— На женщине, которая ему изменяла. Клэр была уверена, что он никогда от нее не уйдет, решимости не хватит. Однако ушел. И рванул в Англию, чтобы поставить в известность Клэр. А потом судился за опеку над дочерью. И выиграл.

— Как я рада, — расплылась в улыбке Лоис. — Очень рада. Если кто-нибудь и заслуживает счастья, так это Клэр.

Филип медленно, задумчиво помешивал кофе.

— А вторая в этом списке ты.

— Я?

— Да. Такая тихая, незаметная. Ты тоже заслуживаешь счастья, Лоис. И что, ты счастлива?

Взглянув на Филипа, Лоис ответила, храбрясь:

— Ну конечно. Я люблю свою работу. А мой муж любит меня. И у меня замечательная дочь. Чего еще желать?

Филип посмотрел ей в глаза, смущенно улыбнулся. А потом, отвернувшись, произнес нечто совершенно загадочное:

-. Как зовут твою золотую рыбку?

— Что, прости?

— «Как зовут твою золотую рыбку?» Это последнее, что я сказал тебе тогда. Не помнишь?

— Нет… Когда это было?

— Двадцать девять лет тому назад. Мы собрались у твоих родителей. Они устроили званый ужин и пригласили моих маму и папу. На тебе было платье с невероятно низким вырезом. Я не мог глаз оторвать от твоего декольте.