Барбара вглядывалась в просветы между деревьями. Лес был темен и тих. Ни одного шевеления.

– Я себя чувствую прямо как Гретель. Ты уверен, что здесь не опасно?

– Идемте. – И Карл пошел вперед, прокладывая путь. – Я лично гарантирую вашу безопасность.

И он исчез между деревьями. Барбара медленно последовала за ним, руки в карманах. Она смотрела на деревья у себя над головой. На темные массы подлеска и лианы, свисающие с ветвей. На огромные корни, выпирающие из-под земли. Старые корни. Толще самих деревьев.

– Идете? – замедлил шаги Карл.

Барбара поравнялась с ним.

– Да.

– Нам лучше держаться друг друга.

– Хорошо.

Они поднялись в гору, к вершине. Какое-то время почва под ногами была совсем ровная. А потом холм вдруг словно просел, круто обрываясь в каньон. На его дне росли пучки кустарников. Почва была мягкой и песчаной. Карл и Барбара стояли и смотрели вниз.

– Может быть, почитаем здесь. На вершине. – Барбара оглянулась, подыскивая местечко. – Как насчет вон того дерева, устроимся под ним?

Карл стоял, уперев руки в бедра, коричневый пакет лежал у его ног.

– Разве это не замечательно? Мы на самой вершине мира. Так высоко. Вы знаете, какая здесь высота? Мы находимся на одном из самых высоких плато мира. Это старая земля. – Он повел рукой в сторону каньона и холмов за ним. – Очень старая. Остатки первичного континента. Эти холмы образовало выветривание за миллионы лет.

– Да? – Барбара осторожно присела у большого дерева. Закурила сигарету.

Карл все стоял. Холмы и долины, узкие каньоны и плоские участки земли окружали их со всех сторон, насколько хватал глаз. Чем дальше, тем голубее были горы, синея на горизонте. Они уходили за него все выше и выше. Самые высокие из них терялись в свитках белых облаков, разбросанных по небу.

– Я чувствую себя богом, – объявил Карл.

– Почему?

– Потому что я здесь. На вершине мира. – Он широко взмахнул руками, как дирижер. – Смотрите! Я создаю мир. Вот он. Держитесь крепче.

Двигаясь всем корпусом, он раскачивался взад и вперед, точно дирижировал каким-нибудь замысловатым шедевром середины восемнадцатого столетия. Он сосредоточенно хмурился. Его белокурые волосы растрепались, свесившись ему на лоб. Он все раскачивался, закрыв глаза, плотно сжав губы.

Барбара молча смотрела на него, отдыхая и куря.

– Смотрите! Вот он! – Карл отшатнулся и вскинул руки, точно защищаясь. – Вернулся.

– Кто – он?

– Мир. Я только что сотворил его. Он еще горячий. Придется немного подождать, пока остынет. – Он подошел к ней, ухмыляясь, руки в карманах. – Ну? Что вы о нем думаете? Есть предложения?

– Какие?

– Ну, о том, каким ему следует быть. – Он подумал. – Что мне с ним сделать? Надо населить его тварями. Людьми. Пусть человечки бегают повсюду. Без них и мир не мир. А ну-ка, посмотрим. – Он торжественно сложил руки. – Интересно, а вдруг уже изобрели что-то новенькое, получше людей. Что-нибудь совсем новое. Надо набрать воскресных бюллетеней и почитать их внимательно.

Барбара покачала головой.

– В чем дело? – Карл присел рядом с ней. Его ухмылка слегка померкла, за ней скрывалось смущение. – Я снова веду себя глупо?

– Да нет. Все в порядке.

– Погодите-ка. – Карл вернулся за своим манускриптом. – Опять я его забыл. Видите? Я его забыл. Это что-то значит. Это важно, раз я все время его где-то забываю.

– Что же это значит?

– Это значит, что на самом деле он мне ни к чему. Что я хочу от него избавиться. Таково мое тайное подсознательное желание.

Барбара улыбнулась.

– Правда?

– Честное слово! Я нарочно его забываю. В этом и состоит смысл забывания. Это подсознательный акт избавления от того, что вам не нужно. Так сказал Фрейд.

Он сел рядом с ней и принялся снимать бечевку со своего пакета.

– Как крепко завязан, – заметила Барбара.

– Я его берегу. Чтобы с ним ничего не случилось. Понимаете, чем сильнее мое подсознание хочет избавиться от него, тем больше сознательных усилий я должен прилагать, чтобы его сохранить.

Он свернул бечевку и положил в карман. Осторожно снял бумажную обертку.

– Как он вам на вид? – И он поднял пакет повыше.

– Чудесно.

– Это лишь половина дела. – Карл снял несколько верхних страниц и сунул под низ. – Теперь встает главный вопрос – как он звучит.

Какое-то время он поглаживал бумагу молча, просто сидел и держал свою рукопись большими белыми руками. Наконец он встал и отбросил волосы со лба.

– Я готова, – сказала Барбара. – Можно начинать.

Карл кивнул.

– Хорошо. Странное здесь место, правда? Так тихо. Ни звука. И совсем никого нет, нигде вокруг нас. Как будто мы – двое последних людей на земле. Как в тех английских страшилках, которыми зачитывались в тридцатые. В которых мир обязательно подходил к концу. Оставались лишь один молодой человек и одна девушка. Никого, кроме них. Цивилизация лежала в руинах. Повсюду обезьяны, летучие мыши. Города в запустении. И только им вдвоем предстояло возродить этот мир.

– И они возрождали?

– Ну, сначала они должны были пожениться.

Барбара засмеялась.

– Чему вы смеетесь? – Карл повернулся к ней.

– Просто так.

– Я в свое время много прочел таких историй. Я их изучал. Насколько я могу сказать, первая повесть такого рода была написана около тысяча девятьсот десятого года Джорджем Алленом в Англии. Это была толстенная книга под названием «Тьма и рассвет». Никто сегодня ее не помнит.

– А где ты ее взял?

– Наткнулся случайно в магазине старых книг. Это было давно. Мне было тогда лет тринадцать. Я плохо ее помню. Помню только, что у девушки были длинные волосы. И то, что вся их одежда превратилась в лохмотья, пока они находились в состоянии искусственного поддержания жизни. Так что, когда она встала, вся одежда свалилась с нее и рассыпалась в прах.

– Да, такую картинку стоит сохранить в памяти.

Карл кивнул.

– Я тоже так думаю. Странно, что я это помню.

– Может, когда-нибудь и это пригодится. Знать что-нибудь такое.

Карл посмотрел на нее, выпучив глаза. Барбара улыбнулась ему, не выпуская изо рта сигареты. Лениво выдула дым прямо ему в лицо. Дым закружился вокруг них, постепенно уходя в небо.

– Сигаретный дым кажется здесь таким странным, – сказал Карл.

– Почему?

– Мы здесь так далеки от всего этого. От сигарет, кино, радио, ванн. От всего, из чего состоит наш мир. – Он взмахнул рукой в ту сторону, откуда они пришли. – Вон он, там. Наш мир. Маленький, как почтовая марка, как клочок бумаги у нас за спиной. И когда-нибудь его не станет.