— И где же оно?

— В Ламбарфьердене. Всего в паре морских миль от причала, где я держу мою лодку, — сообщила Сара. — Если верить папе, там самая большая глубина в озере.

— О’кей, — сказала Анника. — Переправляй мне все как можно быстрее. Мой имейл есть на визитке, которую я тебе дала.

— Все будет у тебя через минуту, — пообещала Сара Джонсон. — При мысли о наказании, уже полученном им, это не играет никакой роли, но, поскольку папа этого хотел, пусть так и будет.

Свен-Эрик Джонсон снял сам себя на камеру мобильного телефона. И как сказала его дочь, он обращался напрямую к Аннике Карлссон.

— Привет, Анника, — сказал Свен-Эрик Джонсон. — Было приятно встретиться с тобой. Ты, похоже, нормальная и хорошая девочка, и, будь у меня возможность выбирать, я с удовольствием увиделся бы с тобой еще много раз.

— Я тоже, — пробормотала Анника Карлссон и кивнула Свену-Эрику Джонсону.

— Причиной, по которой я захотел поговорить с тобой, стал старый матросский чемодан, который я получил от моих дочерей в подарок на Рождество несколько лет назад и который мой сын явно забрал, когда позаимствовал у меня лодку на Янов день в тот раз. Я ведь прочитал в газете о вынесенном ему приговоре, поэтому, честно говоря, не хочу знать, будет ли это иметь какое-то значение в дальнейшем. Сам я, однако, желал бы лично поставить точку в этой печальной истории.

Свен-Эрик Джонсон потянулся за стаканом с водой, стоявшим где-то вне картинки. Он сделал из него несколько глотков, прежде чем поставил назад.

— Извини, — продолжил Свен-Эрик Джонсон и вытер губы. — Да, матросский чемодан… Много лет назад, когда Даниэлю было тринадцать и мы шли домой к причалу около Хессельбю, я показал ему самое глубокое, по моему мнению, место озера Меларен. Оно находится в Ламбарфьердене, в паре морских миль от причала, и его не составляло труда найти даже в то время, когда все люди еще не имели доступа к навигаторам и эхолотам. Просто его положение можно точно определить с помощью трех наземных ориентиров.

Несколько лет спустя, приблизительно в начале нового тысячелетия, я плавал по озеру с одним хорошим другом, обладавшим более дорогой лодкой, чем моя, с навигатором и эхолотом на борту, и когда заговорил с ним об этом, он утверждал, что я ошибаюсь. По его словам, в месте, показанном мною Даниэлю, глубина не превышала тридцати метров и была в половину меньше, чем в другом, расположенном всего в паре сотен метров от него. Извини меня, Анника, — сказал Свен-Эрик Джонсон и снова потянулся за стаканом.

Поэтому мы отправились туда, сориентировались, а потом с помощью эхолота он доказал мне свою правоту. В том месте, которое я считал самым глубоким во всем озере, глубина и в самом деле не превышала тридцати метров, — констатировал Свен-Эрик Джонсон, вернув стакан на место.

Поскольку отношусь к людям, старающимся учиться на собственных ошибках, я записал координаты, которые мой друг определил с помощью своего навигатора. Да, помнится, мы даже выпили по этому поводу. Но мне так и не представился случай рассказать правду Даниэлю. Я сам узнал ее тогда, когда мы уже начали отдаляться друг от друга. Но координаты остались в моей старой записной книжке, поэтому ты сейчас получила их в послании, которое я попросил Сару переслать тебе.

Как уже сказано, Анника, — продолжил Свен-Эрик Джонсон, улыбнулся и кивнул в сторону камеры, — было бы хорошо, если бы мы, наконец, смогли поставить точку в этой истории. Но, несмотря на все обстоятельства, в любом случае приятно, что мне представилась возможность встретиться с тобой.

Как только Аннике Карлссон удалось проглотить комок в горле, она позвонила Петеру Ниеми.

— Что я могу сделать для тебя, Анника? — спросил он.

— Неверный вопрос, — сказала Анника Карлссон. — Компьютер у тебя под рукой?

— Я как раз сижу перед ним, — сообщил Петер Ниеми.

— Тогда ты сейчас получишь один имейл. А когда посмотришь его, сможешь позвонить мне и поблагодарить за все, с чем я тебе помогла.

Прошло больше часа, прежде чем Петер Ниеми дал знать о себе.

— Извини, что я заставил тебя ждать, — сказал он. — Понадобилось время, чтобы разобраться с разными практическими моментами. Но сейчас все готово, и мы с несколькими водолазами из Национального спецподразделения начнем поиски матросского чемодана уже завтра утром.

— Замечательно, — буркнула Анника. — Ты ничего не забыл?

— Да, извини. Большое спасибо, тысяча благодарностей тебе, Анника.

— Не за что.

97

Один из трех водолазов Национального спецподразделения нашел старый матросский чемодан уже после обеда в первый день погружений. На глубине двадцати восьми метров и всего в двух десятках метров от точки, где он и должен был находиться согласно координатам, полученным ими от Свена-Эрика Джонсона. Вполне естественное отклонение при мысли о расстоянии от водной поверхности и того обстоятельства, что он провел там пять лет. Когда мешок подняли, он оказался наполовину заполненным песком. Также, похоже, он пребывал в отличном состоянии, но перед подъемом его все равно поместили в большой пластиковый держатель и точно определили координаты места, где он лежал.

Матросский чемодан был набит под завязку. Он содержал почти тридцать килограммов мелких камней, игравших роль груза (явно того рода, каких хватало в месте причаливания на острове Уфердсён), а также различные вещи Джейди Кунчай. Скорей всего, почти все то, что она имела при себе и на себя, когда приземлилась в стокгольмском аэропорту Арланда утром в среду 22 июня 2011 года, прибыв туда утренним рейсом из Нью-Йорка. Все согласно авиабилету, который нашли в закрытом пластиковом карманчике вместе с ее паспортом, выданным на имя Яды Сонгправати, но с фотографией Джейди, ее мобильным телефоном, парой кредиток, оформленных на ту же Яду Сонгправати, а также деньгами на общую сумму шесть тысяч крон в американских долларах, таиландских батах и шведских кронах. Кроме того, чековой книжкой «Америкен экспресс» с дорожными чеками на общую сумму в две тысячи долларов.

Там находилась также кое-какая одежда, несколько пар обуви, купальник и дорожный несессер. Зато отсутствовала дорожная сумка, которую ей следовало иметь с собой, когда она поднялась на борт самолета в Нью-Йорке.

«Также нет записей о ее пребывании ни в одном отеле Стокгольма», — подумал Петер Ниеми, привыкший доводить поиски до конца.

«Скорее всего, по той простой причине, — подумал он, — что она жила дома у Даниэля Джонсона, и все отсутствующие вещи остались там».

В общем, Ниеми и его коллеги нашли в старом матросском чемодане настоящий клад, который не только дал ответ на вопрос о том, что она имела на себе и при себе во время ее последнего визита в Швецию, но также смог многое рассказать о том, чем она занималась между цунами и тем днем, скорее всего, воскресеньем 26 июня 2011 года, когда умерла.

Уже на следующей неделе состоялась внеплановая встреча Лизы Ламм с руководством ее следственной группы, Эвертом Бекстрёмом, Анникой Карлссон, Петером Ниеми и, естественно, их аналитиком Надей Хёгберг.