— Любая басня появляется по воле Его.

— Ага. Так можно сказать обо всем. Вот эта лужа тоже по воле его. И вот эта канава здесь не случайна. И вон та виселица на перекрестке появилась исключительно по приказу бога, а не местного землевладельца, казнившего разбойников или просто каких-то бедолаг.

— Наш теологический спор заходит в тупик, — заметил он. — Потому что я имею в рукаве один и тот же козырь, укладывающий любой твой аргумент на обе лопатки. Ему уже без малого полторы тысячи лет, но он отлично действует. Хочешь услышать эти волшебные слова?

Я прищурился:

— Удиви меня.

— Мы просто не в состоянии постичь Его замыслов, — невинно изрек он. — Ибо кто мы перед Ним? И возможно, эта канава сыграет роль в Его планах. Как и лужа. И виселица с ее грузом. Только мы об этом никогда не узнаем.

— Да, это очень удобное заклинание. И его можно применить к любой ситуации. К примеру, твоя смерть была его замыслом.

Он хихикнул:

— Я ни на минуту в этом не сомневаюсь.

— И поэтому порой неделями я слышу от тебя потоки богохульств?

— Одно другому не мешает. Если моя смерть нужна Ему, то я готов выполнить свое предназначение.

Я снял с головы капюшон, и влажный ветер с моря взъерошил мои отросшие волосы:

— И ты знаешь, каково оно?

— Мы просто не в состоянии постичь Его замыслов, — терпеливо повторил старый пеликан. — Быть может, Он желал, чтобы я скрашивал твое одиночество? А затем отправлюсь в рай.

— Ты уже можешь туда отправиться. Хоть сейчас, — напомнил я ему.

— Пока я не готов. Но возвращаясь к нашей беседе о вере и верующих. Считаю, что неважно, насколько правдивы слухи и девочка, благодаря которой они появились. Важна лишь вера. Даже если у нее нет причины. Ибо она — пропуск в рай. Не согласен?

Вопрос был обращен к долговязому Пугалу, которое, точно аист, размеренно шагало по другую сторону от моей лошади. То лишь ухмыльнулось.

— Ну да, — проворчал Проповедник. — Куда уж тебе о духовных вещах рассуждать.

— Вера не является пропуском. Ты ошибаешься. — Мы почти добрались до виселицы, и я поправил палаш, висевший рядом с седельными сумками, так как в ближайших придорожных кустах мне почудилось движение. — Кроме нее должны быть и хорошие поступки. Отсутствие грехов. Слепая вера не помогает, друг Проповедник, а вредит. Это все равно что неуправляемая карета, несущаяся под горку. Угробит и тех, кто сидит в ней, и тех, кто попадет под колеса.

Старый пеликан скривился:

— Я понимаю твою аналогию, Людвиг. Даже признаю, что ты прав. Мы, люди, искажаем все, до чего дотягиваемся. Или выворачиваем наизнанку, что одно и то же. Но клянусь кровью Христовой, так быть не должно. Вера должна спасать, а не убивать.

— И не разобщать, не стращать, не судить и не казнить. Но отчего-то именно так и происходит. Одни жгут ведьм, другие — кацеров из Витильска, третьи — тех, кто забыл помолиться перед обедом. Уверен, что помыслы Господа в этих случаях совершенно ни при чем. Это уж мы сами, воплощение рук его, додумались. Но всегда готовы спихнуть свои не слишком праведные поступки на чужую волю, лишив ее себя. Мол, не я срубил голову тому нехристю-хагжиту, это бог так велел.

Мы вплотную подъехали к виселице — перекладине между двух столбов. На ней болтались два трупа. Судя по внешнему виду, встречали путников они уже очень давно. Покойники выглядели столь жалко, что не заинтересовали даже Пугало.

— Забавно, — изрек Проповедник с таким видом, словно его заставили проглотить тарелку желчи. — Мы живем и мыслим, верим, желаем, любим и ненавидим. Мы все, создания Божьи с горячей кровью, в конце пути превращаемся вот в это. В бездушный кусок мяса на радость червям и воронам.

— Что это на тебя нашло?

Он отвернулся от висельников:

— Умирать не страшно, Людвиг. Просто обидно. Никогда не успеваешь сделать все, что хотел.

— Мы не умираем после смерти, Проповедник. Ты — тому явное доказательство.

— Я узнал об этом, лишь когда меня убили. До того момента — верил и сомневался. Сомневался и верил. При всех чудесах и доказательствах не всегда можно искренне быть убежденным до конца, что есть жизнь после смерти.

— Еще одна человеческая черта, — усмехнулся я. — Мы склонны сомневаться даже в очевидных фактах. Сплошные противоречия.

Он неожиданно улыбнулся.

— Иногда ты говоришь замечательные вещи, мой мальчик. В такие минуты я узнаю что-то новое о самом себе, — проронил он и фальцетом запел церковный гимн во славу благодати.

Ночевать под открытым небом или в каком-нибудь заброшенном сарае не пришлось. Почтовая станция с постоялым двором оказалась как нельзя кстати. И, несмотря на то что в крохотном зале было народу столько же, сколько в бочке альбаландских селедок, свободная комната нашлась.

— Да неужели? — изумился Проповедник и ткнул сухим пальцем в чернявую хозяйку. — Советую спросить у нее, в чем здесь подвох. С тем количеством желающих приобщиться к святому месту комнату нельзя найти даже за флорин. А здесь свободная!

Я спросил. Женщина не стала скрывать:

— Три месяца назад зарезали там одного путника. Сам виноват. Пустил чужаков, много болтал, пил и сорил деньгами. Я и опомниться не успела, как его выпотрошили.

— С каких это пор убийство пугает гостей?

Она нахмурилась, затем решилась:

— Хорошо. Не буду юлить, господин. Мой сын видел ваш кинжал, когда заводил лошадь в стойло. Вы страж, а значит, не боитесь призраков. И не потребуете плату назад.

— А вот с этого момента поподробнее, — заинтересованно попросил я.

Обычно призраки и привидения не более чем миф. Так называют душу, которую внезапно видят все, кому она желает показаться на глаза. О таком пишут в книгах, но в реальности подобное явление стражи встречают реже говорящего козла за обеденным столом Папы.

— Отпели и закопали, все как положено. А он, сволочь, все покоя не дает. — Ее лицо стало злым. — Занял комнату, пугает людей. Те уже начали болтать, а мне, как понимаете, ни к чему разговоры. Сейчас народу много и мест нет, а как поток схлынет, никто ко мне не идет, кроме придурков, которым охота поглазеть на мертвеца. Таких, как вы понимаете, гораздо меньше нормальных людей.

— Кто-нибудь после его появления здесь умирал?

— Нет.

— Болел? Калечился?

— Нет, упаси Господь. Ничего такого. И с доходами пока все хорошо. Да и не злой он. Просто пугать любит. Служанки уже туда и не заходят. Комнату не убирали. Избавьте меня от него, господин. А я бесплатно пущу. И еду лучшую, и вино. И лошадке вашей пшеницы отборной.

— Соблазнительно, — без особых эмоций произнес я. — Ну показывай, где у тебя плохая комната.