Однако уполномоченные Гиммлера пропускали все нравоучения Франка мимо своих ушей, выжидая момент, когда этому некоронованному королю можно будет нанести смертельный удар. Поздней осенью 1941 года им даже показалось, что они — у цели: полиция безопасности вышла на след коррупционной аферы, в которой был замешан Франк.

Унтерштурмфюрер СС Лоренц Лёв, руководитель варшавского отделения администрации генерал-губернаторства, вызвал подозрение в присвоении из подчиненного ему склада меховых изделий и других товаров на весьма значительную сумму. Эсэсовским и полицейским судом Кракова он был осужден к пожизненному заключению. При этом ведший дознание судья Гюнтер Райнеке выяснил, что к делу приложили свои руки сам генерал-губернатор и его супруга.

Сразу же после ареста Лёва Франк приказал ликвидировать склад, имевшиеся же в нем вещи были распроданы по смехотворно низким ценам.

1 декабря 1941 года Райнеке письменно доложил рейхсфюреру СС:

«Жена генерал-губернатора забрала со склада различные меховые изделия (не менее десяти шуб и манто) для своего личного гардероба. Но этого ей показалось недостаточно. Она приказала доставить ей с фирмы „Апфельбаум“ еще и другие меховые изделия, в числе которых были: жакет из кротовых шкурок, бобровая шуба, ондатровое манто, горностаевая мантия, меховые шляпы из черно-бурой и серебристой лисиц и другие меха».

Как показал штурмбанфюрер СС Фасбендер, заплачена за них была лишь половина реальной стоимости.

Сам же генерал-губернатор приобретал у варшавских евреев по необычно низким ценам кольца с бриллиантами, золотые браслеты, автоматические ручки с золотыми перьями, а также консервы, чемоданы для пикников, кофеварки и продовольственные товары. Кроме того, Франк отдал распоряжение отправить в его имение Шобернхоф в Южной Германии продукцию государственного хозяйства Крессендорфа — 200 000 яиц, консервированные ягоды и фрукты, постельное белье и мебель. Только в ноябре 1940 года в Шобернхоф были направлены два транспорта с грузом в 72 килограмма говядины, 22 килограмма свинины, 20 гусей, 50 кур, 11 килограммов салями, 13 килограммов ветчинной колбасы и 11 килограммов ветчины (в первом) и 80 килограммов сливочного масла, 50 килограммов растительного масла, 12 килограммов сыра, 1440 яиц, 20 килограммов зернового кофе и 56 килограммов сахара (во втором). Награбленные в польских церквах произведения пластики, изображения мадонн и ангелов, а также иконы стали предметами украшения его домовой церкви в Шобернхофе…

Все вышеперечисленное свидетельствует о хищениях и коррупции самого низкого свойства, отягощенных тем обстоятельством, что… высокие государственные и политические деятели рейха используют свое служебное положение и сложившиеся в результате войны обстоятельства для личного обогащения.

Гиммлер воспользовался этим подвернувшимся случаем для нанесения удара по Франку. К тому же ближайший сподвижник генерал-губернатора, радомский губернатор Карл Лаш, был только что отстранен от должности из-за коррупционного скандала, выявленного полицией безопасности. Шеф СС полагал, что на этот раз ему удастся поставить Франка на колени. 5 марта 1942 года Франк прибыл в салон-вагон шефа имперской канцелярии Ламмерса и предстал перед инквизиционным трибуналом в составе шефа партийной канцелярии Бормана и Гиммлера. В качестве обвинителя выступил рейхсфюрер СС. С педантичной точностью он перечислил все грехи властелина Польши, начиная с принятия шурином Франка, Хайнрихом Хербстом, шведского гражданства и кончая мехами его жены Бригитты.

И Франк был вынужден принять Крюгера в качестве статс-секретаря правительства генерал-губернаторства, а также согласиться с правом получения им непосредственных указаний от рейхсфюрера СС. Люблинского губернатора Цернера, враждебно настроенного против СС, он согласился отстранить от должности.

Но главной своей цели гиммлеровский трибунал не достиг. Франк возвратился в Краков и тут же продемонстрировал, что готов продолжать борьбу против СС. 10 марта он направил Ламмерсу письмо, в котором отказался от всего, сказанного им в салон-вагоне: «Я могу утверждать, что в генерал-губернаторстве существует безукоризненный государственный, экономический и социальный порядок в чисто немецком духе, который в состоянии отклонить любые злопыхательства в свой адрес. Я решительным образом протестую против даже самых малейших попыток обвинения меня в коррупции, которые отметаю на законном основании».

И хотя он все же назначил Крюгера статс-секретарем правительства, Цернер остался на своей должности. Франк поступал так, будто бы ничего и не произошло, продолжив свои нападки на СС и полицию. Что касалось донесений СД, то он охарактеризовал их, что было даже занесено в протокол заседания правительственного кабинета, как «составленные на основе измышлений шпиков доносы, не имевшие ничего общего с реальной действительностью и представлявшие собой продукт ненависти в отношении государственной работы, проводимой в генерал-губернаторстве».

"Когда же Глобчик без разрешения краковского правительства приступил к выселению поляков из Люблинского района и поселению вместо них немцев, ярости Франка не было границ. Не думая о последствиях, он начал такую кампанию против Гиммлера, на которую никто другой в третьем рейхе не осмеливался.

Незадолго до своей смерти Франк записал в дневнике: «В 1942 году я, наконец-то, образумился». Сомнения, появившиеся у него 30 июня 1934 года в штадельхаймерской следственной тюрьме, несколько усилившиеся в ходе борьбы против целесообразности дальнейшего существования концентрационных лагерей, теперь превратились в уверенность. Бывший адвокат фюрера стал предупреждать немцев о ядовитой сущности тоталитарного государства. Принимая приглашения различных университетов, он выступал с их кафедр в Берлине, Вене, Мюнхене, Гейдельберге, донося до слушателей четко сформулированную идею необходимости борьбы с произволом СС и полиции.

Вот отрывок из его выступления в Берлинском университете 9 июня 1942 года: «Ни одна из империй не существовала без соблюдения законности и прав, а тем белее выступая против них. Народом нельзя управлять грубой силой, жизнь его в бесправном положении немыслима… Недопустимо, чтобы в государстве член общества лишался чести, свободы, жизни и собственности без предъявления ему соответствующего обвинения и судебного разбирательства».

Выступая 1 июля 1942 года в Венском университете, он сказал: «Я всегда буду доказывать несостоятельность представления государственно-полицейских идеалов в качестве идеалов национал-социализма. Многие говорят: человечество устало и не в состоянии переносить жесткость нынешнего времени. Я же придерживаюсь другого мнения. Каждое государство, в том числе и наше, должно исходить из основного положения о том, что его методы обязаны соответствовать историческим задачам, которые оно перед собой поставило. Гуманность и человечность ни в коем случае не могут угрожать его существованию».

В докладе 20 июля 1942 года в Мюнхенском университете им было заявлено: «Даже во время войны постулат правовой культуры для развития народного государства имеет весьма важное значение. Ни у кого не должно возникнуть представление, что право в рейхе может стать беззащитным. Право является личной защитой нашего народа… Не одна только сила укрепляет государство. И жестокость никогда не идентична силе… Поэтому я говорю: силен лишь тот, кто не боится права».