Мы уже подходили к платформам, но я рассмеялся, до того неожиданной и забавной показалась мне Петькина «система».

Когда мы подошли к электричке, я заволновался и пугливо посмотрел по сторонам. Петька сказал:

– Чего ты вертишься? Иди спокойно, как будто у тебя сезонка.

Мы проходили мимо новеньких зелёных вагонов. Я с тоскливой завистью заглядывал в окна. Пассажиры читали, ели мороженое, обмахивались платками, откинувшись на спинки сидений, и просто разговаривали друг с другом. А какой-то толстый гражданин, высунув в окно синеватую бритую голову, блаженно и часто дышал. Он взглянул на меня и почему-то улыбнулся, словно говорил:

«Вот я какой счастливый! Билет я взял! Не простой билет, а туда и обратно. Уф! Уф!»

Петька всё время молчал. Я со злостью сказал ему:

– Нечего выбирать вагон. Теперь всё равно. Пошли в этот.

Петька остановился и промямлил:

– Может, возьмём?.. А?

На лице его уже не было выражения храбрости и презрения. Оно стало беспомощным и очень честным. Но тут я не удержался. Я захохотал, я заплясал на платформе и сказал сквозь зубы:

– О! Теперь-то мы не возьмём. Я тебе покажу акул и лоцманов. Пошли!

Я прыгнул на площадку и вдруг на полу прямо перед собой увидел два жёлтых билета с большими чёрными цифрами «5».

Они лежали рядышком и были такими ровными, ни капельки не смятыми и чистыми, что я мгновенно сообразил: сегодняшние! Действительны!

Петька сказал шёпотом: «Ура, ура!» – и сразу же вбежал в вагон и занял место у окна.

Я поднёс оба билета к глазам. Маленькие дырочки проколов стали голубыми на фоне неба. Они обозначали дату выдачи билетов.

«Сегодняшние! Действительны!» – радостно сказал я про себя и тоже зашёл в вагон. Но как только я взглянул на пассажиров, сердце у меня ёкнуло. Я покраснел и остановился в проходе.

Я подумал: «Надо было перейти в другой вагон. Ведь люди, потерявшие билеты, едут в этом вагоне. Может быть, вон те девушки с книжками? Или устало вздремнувшие парни? А может, высокий строгий старик и бабушка в тёмных очках? Или двое военных? Кто же? Ведь наверняка люди, потерявшие билеты, едут в этом вагоне».

Я взглянул на Петьку. Удобно устроившись, он уже не обращал на меня внимания. В ту минуту я ненавидел Петьку за все его плутовские системы. Только назло ему, хотя мне очень не хотелось этого делать, я крикнул на весь вагон:

– Кто потерял два билета?

Дремавшие парни вздрогнули и полезли в карманы. Ничего не сказав, они снова задремали. Одна из девушек встряхнула книжку над скамейкой и облегчённо вздохнула. Бабушка в тёмных очках что-то сказала строгому старику. Он презрительно улыбнулся и закрыл глаза. Наверно, это означало, что он не допускает даже мысли о потере билета. А Петька, схватившись за голову, раскачивался из стороны в сторону. Я понял, что он проклинает меня.

Какая-то тётенька загремела бидонами. Потом она сказала:

– Никто не потерял. Старые небось. Садись, сынок.

У меня отлегло от сердца. Я сел напротив Петьки. Он со злостью вырвал у меня билеты и положил их в карман. Лицо его снова стало храбрым. Он развернул нейлоновый пакет и сказал:

– Люблю есть в поезде! Ничего не может быть вкуснее! Ты будешь?

Я сказал:

– Не буду. Ты тоже не будешь, – и положил пакет на дюралевую полочку. – Съедим на озере.

Петька посмотрел на военных, сидевших невдалеке, и не стал спорить. А мне вообще не хотелось разговаривать.

Я и не заметил, как тронулась электричка. Она шла тихо, почти неслышно, и слегка покачивалась, как будто разминалась.

За окном мелькнули дом путевых обходчиков, дрезина и товарные составы. А фонари стрелок казались мне квадратными ромашками с жёлтым кружком посерединке. Они росли, как на лугу, на привокзальных путях.

Мы ехали в моторном вагоне. Моторы ровно жужжали: ууу, как будто электричка говорила: «Ууух! Как здорово!» И правда, это было здорово – чувствовать на плечах скорость разгона. На секунду я даже зажмурился от удовольствия.

Земля за окном завертелась, и вдали белые дома заводского посёлка казались макетиками на зелёной подставке, совсем как на строительной выставке. А когда мы проезжали мимо ТЭЦ, две огромные трубы косо откинулись, словно падали против хода электрички.

Вдруг Петька ударил меня по коленке:

– Смотри!.. Вон лоцман… В тамбуре…

Я сел рядом с Петькой. В тамбуре стоял наголо остриженный парень в форме ремесленника. Фуражку он держал в руках и курил, внимательно всматриваясь в проход следующего вагона.

Петька заёрзал на сиденье.

– Смотри, как он волнуется! Точно, без билета. Трус несчастный… Но это лоцман! Такого лоцмана не каждая акула имеет. Лоцман первый сорт! Если пойдут контролёры, он бросится в другой вагон. И мы за ним.

Я удивлённо сказал:

– У нас же есть билеты.

Петька перешёл на свой любимый заговорщицкий шёпот:

– Я докажу, что с лоцманом можно проехать без билета. Пусть будет по-настоящему. Всё надо проверять на практике. Правда?

Я уныло кивнул, хотя чувствовал, что Петька совсем неправ. Только для того, чтобы доказать ему это, у меня, как всегда, не хватило времени.

Ремесленник заметил, что мы за ним следим, и заволновался пуще прежнего. Он то и дело оборачивался, часто затягивался сигареткой и метался по тамбуру, как загнанный заяц. Вдруг он застыл на месте, низко пригнул голову, словно решил отчаянно защищаться, и с вытаращенными от страха глазами, тяжело дыша, бросился бежать через наш вагон.

Петька схватил меня за руку. Я хотел вырваться и сказать, что у нас есть билеты, но он тянул меня, цепкий, сильный, и я побежал сам, потому что пассажиры уже подозрительно поглядывали на нас. На ходу Петька сказал:

– Лоцман первый сорт.

Мы следом за лоцманом вбежали в соседний вагон. Лоцман неожиданно сел на скамейку, а я и Петька лицом к лицу столкнулись с высоким пожилым контролёром в синем кителе. Ремесленник покраснел, надулся, схватился за живот и, показывая на нас пальцем, противно захохотал: «Гыы-ы!» Потом он достал из кармана сезонку и снова захохотал, растягивая рот до ушей.

Старушка, похожая на учительницу, сказала:

– Дурацкий смех!

Ремесленник замолчал, а мы с Петькой тупо смотрели друг на друга и не могли сдвинуться с места.

Всё же я, не глядя на контролёра, сел на скамейку напротив того самого толстяка, который блаженно дышал, высунувшись из окна, когда мы шли по платформе. Он читал газету. Я пригнулся и стал рассматривать карикатуру на последней странице, хотя меня так и подмывало броситься на Петьку, схватить его за грудки, потрясти и спросить: