имелось пока только три копии будущей обложки: у Мэйсона, у художественного редактора и у меня.

Это была фотография обнаженной женщины, стоявшей за пятифутовым макетом «Сан-Ремо»[187]. Сквозь некоторые окна просвечивала ее кожа, но кое-где занавески на окнах были задернуты, не позволяя увидеть наиболее привлекательные части ее тела.

Мне выдали один из макетов, потому что идея снимка была моей.

Ну, в основном.

Хотя на самом деле это была некая вариация на тему картины Рене Магритта, которую я видела в Музее современного искусства. Мэйсону эта идея страшно понравилась, и он снова заключил со мной пари, пообещав повышение по службе, если я сумею найти женщину, которая согласится позировать фотографу в подобном виде. Рамка фотографии полностью скрывала лицо женщины, но если бы занавески на пятнадцатом этаже были раздернуты, вам стали бы видны коричневатые ареолы сосков размером с серебряный доллар.

В тот день Мэйсон пригласил меня в свой кабинет и предложил сесть – чего не делал, пожалуй, и двух раз с тех пор, как взял меня на работу. Как оказалось, Элли он уже вызывал, ибо ее план сработал: нас обеих собирались оставить в редакции и на следующий год.

Выслушав все это, я встала и собралась уходить, и тут Мэйсон поздравил меня с Рождеством, выдал мне пробный экземпляр журнала с макетом обложки, а в качестве дополнительного бонуса выложил на стол чудесный окорок, запеченный с медом и присланный ему мэром. Я знала, что это от мэра, потому что Его Честь написал свои теплые пожелания на позолоченной карточке в форме звезды. Сунув ветчину под мышку, я уже на пороге обернулась и еще раз поблагодарила мистера Тейта.

– Благодарить меня вовсе не обязательно, – ответил он, не отрывая глаз от работы. – Вы это заслужили.

– Тогда спасибо за то, что вы с самого начала дали мне такую возможность.

– За это вам следует благодарить вашего спонсора.

– Я непременно позвоню мистеру Пэришу.

Мэйсон все-таки поднял на меня глаза; мало того, он посмотрел на меня с явным любопытством.

– Вам следовало бы более внимательно относиться к тем, кого вы считаете своими друзьями, Контент. Вас ведь не Пэриш мне рекомендовал, а Анна Гранден. Это она мне буквально руки выкрутила.

Я сделала еще один добрый глоток виски.

Бурбон я не особенно любила, но все же купила бутылку по пути домой, полагая, что он неплохо пойдет с ветчиной. И оказалась права. А еще я купила маленькую рождественскую елочку и поставила ее у окна. Без украшений елочка выглядела немного печально, так что я пристроила ей на макушку золотую звезду мэра, присланную вместе с ветчиной. После чего, устроившись поудобней, я открыла «Рождество Эркюля Пуаро», самый последний роман миссис Кристи, который купила еще в ноябре и приберегала для сегодняшнего вечера. Но начать книгу я так и не успела: ко мне в дверь постучали.

По-моему, это непреложный закон человеческой природы – подводить итоги минувшего года, приближаясь к его концу. Помимо всего прочего, 1938 год был, безусловно, годом неожиданного стука в мою дверь. Это и мальчик из «Вестерн Юнион», который принес телеграмму из Лондона, в которой Ив поздравляла меня с днем рождения; и Уоллес, явившийся с бутылкой вина и правилами игры в бридж «медовый месяц». И детектив Тилсон. И Брайс. И Анна Гранден.

В данный момент, правда, я лишь немногие из тех вторжений воспринимала как желательные, хотя, наверное, все их следовало ценить как величайшие драгоценности. Потому что уже через несколько лет я и сама поселилась в доме со швейцаром – а уж если ты поселился в таком доме, то в твою дверь больше никто никогда просто так не постучится.

Сегодня вечером в мою дверь постучался некий плотный молодой человек в костюме как у Герберта Гувера[188]. Похоже, он слегка запыхался, поднимаясь по лестнице, и на лбу у него блестели капельки пота.

– Мисс Контент?

– Да.

– Мисс Кэтрин Контент?

– Совершенно верно.

Он явно испытал большое облегчение.

– Меня зовут Найлс Коппертуэйт. Я юрист компании «Хивли энд Хаунд».

– Вы шутите? – со смехом воскликнула я.

Похоже, мой смех его оскорбил.

– Вряд ли шутки тут уместны, мисс Контент.

– Вот как? Ну что ж, юрист, посещающий клиентов на дому в пятницу вечером перед самым Рождеством, – это и впрямь серьезно. Надеюсь, мне никакие неприятности не грозят?

– Нет, что вы, мисс Контент! Вам совершенно точно не грозят никакие неприятности!

Он сказал это со всей уверенностью очень молодого человека, но, подумав, прибавил:

– По крайней мере, нам в «Хивли энд Хаунд» о таких неизвестно.

– Отлично сформулированное уточнение, мистер Коппертуэйт. Я это запомню. Итак, чем я могу вам помочь?

– Вы уже очень мне помогли, мисс Контент, оказавшись дома, да еще и по тому адресу, который был указан. Я, собственно, выполняю просьбу одного нашего клиента.

Он сунул руку куда-то за дверь и извлек оттуда некий длинный предмет, завернутый в плотную белую бумагу и перевязанный лентой в горошек; к свертку была приклеена табличка: «Не открывать до Рождества».

– Я был обязан доставить это вам, – сказал юный мистер Коппертуэйт, – согласно поручению…

– Некоего Уоллеса Уолкотта.

– Совершенно верно.

Он колебался, не зная, что сказать дальше.

– Дело в том, что это несколько необычное поручение, поскольку…

– Поскольку мистера Уолкотта больше нет с нами.

Мы оба помолчали.

– Если вы не против, мисс Контент, я скажу так: вы, я вижу, удивлены. Но, надеюсь, это приятный сюрприз?

– Мистер Коппертуэйт, если бы над моей дверью висел венок из омелы, я бы вас поцеловала[189].

– Ну, да. То есть нет…

И он украдкой бросил взгляд на дверную раму. Затем торжественно выпрямился, вручил мне сверток и сказал уже вполне официальным тоном:

– Веселого вам Рождества, мисс Контент.

– И вам веселого Рождества, мистер Коппертуэйт.

Я никогда не принадлежала к числу тех, кто дожидается рождественского утра, чтобы развернуть полученные подарки. Если уж в мои руки попал рождественский подарок – даже если это случится четвертого июля[190], – я тут же открою его хоть при свете салюта. Так что я уселась в любимое кресло и вскрыла пакет, который так терпеливо ждал своего часа, чтобы явиться ко мне перед Рождеством вместе с неожиданным стуком в дверь.

Оказалось, что это винтовка. «Винчестер» 1894 года и, как я узнала потом, из очень маленькой партии стрелкового оружия, созданной под руководством самого Джона Мозеса Браунинга. Винтовка была прекрасна: ореховый приклад, целик из слоновой кости, изысканный цветочный орнамент на полированной