Я молча проглотил ее слова.

— К тому же Арден сгорал от нетерпения. Стоял конец осени — не самое подходящее время, чтобы воевать, однако урожай уже собрали, так что мужчины могли выступить в любой день. Не следовало терять времени — нужно было нанести удар прежде, чем римляне подтянут к Валу свежие силы, и до того, как станет по-настоящему холодно. Их план состоял в том, чтобы напасть в нескольких местах одновременно — это помешало бы гарнизонам поддерживать друг друга. И как только одному из вождей удастся сломить сопротивление римлян, он должен был перебраться через Вал и напасть на них сзади, что, естественно, помогло бы остальным.

— Похоже, ты хорошо знакома с их стратегией? — удивился я.

— У кельтов нет стратегии, они всегда сражаются сами по себе. Ардену пришлось собрать всех членов клана в большом доме и объяснить свой план, иначе никто из них не пошел бы за ним. Сейчас было уже не так важно, даже если о готовящемся нападении стало известно римлянам. Вопрос состоял только в одном: где именно будет нанесен главный удар и когда?

— Конечно. И однако, похоже, варвары обладают большей хитростью и куда лучше организованы, чем я предполагал. Так что, вполне возможно, в том отчете о расследовании, который мне придется писать, я дам понять, что всему виной не ревность между римлянами, а кельты с их стратегией и умением воевать.

— Умением воевать? — Савия пожала плечами. — В уме и храбрости им не откажешь, это верно. Но как армия…

— Они не имеют понятия о дисциплине?

— Они слишком независимы. Привыкли полагаться только на себя. На какое-то время они могут объединиться, но в душе каждый из варваров сам себе командир. И сражаются они не ради империи, а ради самих себя. Не ради победы, а ради собственной славы. Им нужны не новые земли, а богатая добыча. Я наслушалась их разговоров, пока они точили свои мечи и готовили остальное оружие. Каждый из них думал только о том, чтобы стать героем.

— Именно поэтому они раз за разом терпели поражение.

— Поражение — да. Но ведь покорить их так и не удалось.

Я помолчал, обдумывая ее слова.

— И как же все-таки выяснилось, что Валерия успела сбежать?

— Аса начала что-то подозревать. Ей удалось незаметно прокрасться в комнату, пока я спала. Естественно, она тут же подняла тревогу, и в комнату сбежалась толпа мужчин с обнаженными мечами. Они стащили меня с постели.

— Должно быть, ты страшно перепугалась? — Я сочувственно поцокал языком.

— Да, я рыдала и умоляла о пощаде. — Савия созналась в этом без малейшего стыда, ведь рабы могут позволить себе роскошь говорить откровенно, в особенности, когда это им на пользу. Я даже слегка позавидовал ей.

— Ты сказала им, что Валерия отправилась предупредить Марка?

— Нет. Я сказала, что она уехала не предупредив. Дала понять, что она была в смятении из-за того, что произошло между ней и Арденом. Возможно, сам Арден и поверил бы в это, зато остальные были не так наивны. Гальба даже предложил поджарить мне пятки, пока я не скажу правду.

— И однако, не поджарил, — пошутил я. Савия, судя по всему, поняла, потому что по губам ее скользнула легкая улыбка.

— Арден не позволил. Он сказал, что даже если Валерия доберется до Адрианова вала раньше их, все равно у римлян уже не осталось времени собрать войска — мол, зная о готовящемся нападении, они будут постоянно настороже, а значит, к моменту появления варваров вымотаются до такой степени, что не смогут долго сопротивляться. Он добавил, что поклялся не причинять мне вреда и сдержит клятву. Конечно, поднялся недовольный ропот, но никто не осмелился ему возразить. Судя по всему, хоть варвары и считали вождя человеком разумным и предусмотрительным, они успели заметить его слабость, когда дело касалось Валерии, и смирились с этим. Члены клана давно уже поняли, что он потерял из-за нее голову. Итак, Гальба вернулся на Вал, а остальные продолжали лихорадочно готовиться к нападению.

— Но ведь Кэлин не просто молчал, видя, что происходит, он даже потворствовал страсти Ардена. Что он сказал, когда узнал о побеге Валерии?

— Кэлин предсказал будущее. Он извлек из жертвенной овцы внутренности и разглядывал их в поисках знаков свыше. После он смотрел сквозь отверстие в своем священном камне, который он называл Кик-Стейн. А потом объявил, что побег Валерии и есть тот знак, которого они так долго ждали, что ее возвращение на Вал означает конец войны. Он сказал, что видит великую битву, погибель всех врагов их родной Каледонии, после которой наступят смутные и кровавые времена, а потом — возвращение к прежней жизни.

— И ты поверила ему?

— Вообще-то мне не хотелось ему верить. Но встревоженное выражение его лица заставило меня призадуматься. По-моему, предсказатели, которые говорят людям лишь то, что те хотели бы услышать, попросту мошенники, ведь будущее не в нашей власти, верно? Те же, кто не скрывает сомнений, вызывают у меня больше доверия. Кэлин явно увидел что-то такое, что его озадачило, и пока мы двигались на юг, я воспользовалась удобным случаем и спросила его об этом. Кэлин сознался, что видел дуб… вернее, не сам дуб, а дубовый крест. И принялся снова расспрашивать меня о боге, в которого я верю: как святой человек вроде Иисуса, казавшийся на вид таким слабым, со временем вдруг набрал такую силу?

— Кэлин начал бояться христиан, — заметил я.

— Скорее всего он боялся их куда больше, чем римских солдат. Кэлин знал больше, чем положено человеку, и это было его проклятие.

— Попытка сокрушить Рим была невероятной глупостью. — Голос мой звучал более надменно и гордо, чем всегда, но только лишь потому, что за своей спиной я чувствовал мощное дыхание тысячелетней империи. Надменность — это то, что мы, римляне, впитываем с молоком матери. Это то, ради чего мы рождены на свет. Савия смотрела на меня круглыми глазами. — Хотя, конечно, спорить с ордой варваров бессмысленно, — признался я.

— И, зная все это, ты пытаешься возложить всю вину на одну-единственную женщину, почти девочку?! — В голосе Савии я почувствовал нескрываемое осуждение.

— Она виновна лишь в том, что каждый, кто оказывался рядом с ней, попадал под ее чары, — попытался оправдаться я. — Твоя госпожа оттолкнула Гальбу, оскорбила его гордость, и он пришел в бешенство. Она изменила мужу. И разбила сердце своему возлюбленному.

— Нет, это они предали ее! — отрезала Савия. — Все, что она пыталась, — это спасти их от самих себя.

Я попытался увидеть все это ее глазами. Да, возможно, эта рабыня душой и телом предана своей госпоже, однако, признаюсь, слова ее невольно меня заинтриговали. Впрочем, и сама Савия заинтриговала меня не меньше — как только может женщина заинтриговать мужчину.

— Но там, где твоя госпожа, там всегда измена, — настаивал я.

— Нет! — покачала головой Савия. — Она единственная из всех, кто не забыл, что такое верность… единственная, кто пытался их спасти…