В 1805 году ван Лоренс выискивал средства для финансирования экспедиции, которая поднялась бы по Нилу до его истока или истоков; идея, которая многим приходила в голову, но которую никто так и не сумел осуществить. Он обратился к Наполеону I, с которым встречался за несколько лет до этого; в то время Директория, желая отдалить от власти чрезмерно популярного генерала, отправила его в Египет, и будущий французский император подбирал себе сопровождение из числа лучших ученых того времени.

На этот раз перед Наполеоном стояла трудная дипломатическая задача: бо́льшая часть французского флота только что была уничтожена под Трафальгаром, и император, стремясь каким-то образом противодействовать морскому владычеству англичан, задумал воспользоваться услугами самого известного из берберских корсаров, которого звали Хокаб эль-Уакт, «Молниеносный Орел».

Хокаб эль-Уакт командовал целой флотилией из одиннадцати галиотов, чьи прекрасно скоординированные действия обеспечивали ему контроль над значительным участком Средиземноморья. Но если у него не было никакой причины любить англичан, — владея Гибралтаром уже около века и захватив Мальту пять лет назад, они все более угрожали берберам, — то у него не было и причин предпочитать им французов, которые, подобно испанцам, голландцам, генуэзцам и венецианцам, никогда не упускали возможности обстрелять Алжир.

В любом случае, прежде всего следовало связаться с «Орлом», но тот, опасаясь покушений, жил в постоянном окружении восемнадцати глухонемых телохранителей, у которых была всего одна обязанность: убивать всякого, кто без разрешения подойдет к их хозяину ближе, чем на три шага.

Но в тот момент, когда император раздумывал, где найти такую редкую птицу, которая успешно провела бы эти трудные переговоры, чьи прелиминарии уже казались обескураживающими, к нему на аудиенцию явился Карел ван Лоренс. Принимая его, император подумал, что ему опять благоволит удача: он знал, что ван Лоренс прекрасно говорит по-арабски, и еще в Египетской кампании имел возможность оценить его ум, находчивость, решительность, дипломатичность и мужество; а посему, не долго раздумывая, Наполеон согласился оплатить все расходы по экспедиции к истокам Нила, если Лоренс возьмется доставить послание Хокабу эль-Уакту в Алжир.

Через несколько недель, под видом преуспевающего торговца из Персидского залива с почетным именем Хадж Абдулазис Абу Бакр, Карел ван Лоренс въезжал в город Алжир сопровождаемый эскортом из двадцати лучших мамелюков императорской гвардии и длинным караваном верблюдов. Он вез ковры, оружие, жемчуга, губки, ткани и пряности; на все эти товары высшего качества очень быстро нашлись покупатели, хотя в те времена Алжир был богатым городом, изобиловавшим продуктами со всего света, которые в результате налетов арабских пиратов не доходили до пунктов своего назначения. А три больших железных сундука Лоренс хранил при себе и всем, кто спрашивал об их содержимом, неизменно отвечал: «Один лишь Хокаб эль-Уакт и никто иной достоин увидеть сокровища из этих сундуков».

На четвертый день после его прибытия в город у ворот постоялого двора Лоренса ждали три человека «Орла». Они подали ему знак следовать за ними. Он кивнул; они посадили его в паланкин, наглухо закрытый плотными кожаными занавесками, вынесли за город, а там, тщательно обыскав, заточили в каком-то уединенном шатре. Прошло несколько часов. Затем, с наступлением ночи, в сопровождении нескольких телохранителей появился Хокаб:

— Я приказал открыть твои сундуки, — сказал он. — Они пусты.

— Я приехал предложить тебе золота в четыре раза больше того, что эти сундуки могли бы вместить!

— Зачем мне твое золото? Самый маленький испанский галеон может дать мне в семь раз больше.

— А когда у тебя был последний галеон? Англичане их топят, а напасть на англичан ты не осмеливаешься. Перед их большими трехмачтовиками твои галиоты кажутся хрупкими лодочками…

— Кто тебя прислал?

— Ты — Орел, и обратиться к тебе может только другой Орел! Я привез тебе послание от Наполеона I, французского императора.

Хокаб эль-Уакт, конечно, знал, кто такой Наполеон, и, вне всякого сомнения, относился к нему с должным уважением, так как с того момента, — пусть даже не дав однозначного ответа на сделанное предложение, — стал обращаться с Карелом ван Лоренсом как с послом и принялся оказывать ему бесчисленные знаки внимания: он пригласил его погостить в своем дворце, огромной нависающей над морем крепости, внутри которой террасами спускались очаровательные сады с зизифусами, цератониями, олеандрами и ручными газелями, и устраивал в его честь пышные праздники, угощая редкими яствами, привезенными из Америки и Азии. Со своей стороны, во время полуденных сиест, Лоренс рассказывал арабу о собственных приключениях и описывал волшебные города, в которых ему довелось побывать: Диомиру, город с шестьюдесятью серебряными куполами, Изауру, город с сотней колодцев, Смеральдину, город на воде, и Мориану — с прозрачными на солнечном свету алебастровыми вратами, коралловыми колоннами, поддерживающими витиевато инкрустированные фронтоны, и полностью стеклянными, как аквариумы, виллами, где тени танцовщиц в серебряной чешуе проплывают под светильниками в виде медузы.

Лоренс гостил у «Орла» уже около недели; и вот как-то вечером, сидя один в саду, куда выходили его покои, он допивал великолепный мокко и время от времени потягивал через янтарный мундштук наргиле с ароматной розовой водой, и вдруг услышал чье-то сладкозвучное пение, возносящееся в ночное небо. Полный неземной печали женский голос выводил мотив, показавшийся Лоренсу столь знакомым, что он внимательно прислушался к словам и почти не удивился, узнав пасторель Адриана Вилларта:

Вот теплые дни пролетают,

И к лютой зиме все клонится,

Цветы и листы увядают,

И уже нерадостно птицам

Распевать по полям и лесам.

Лишь один я пою небесам,

По дорогам чужим блуждая.

Лоренс встал, пошел на голос и чуть дальше, за выступом крепостной стены, отвесно спускающейся к прибрежным рифам, метров на десять выше своей террасы, заметил другую, со всех сторон обнесенную золочеными решетками, а на ней — освещенную мягким светом смолистых факелов женщину такой невероятной красоты, что, забыв о всякой осторожности, он перелез через перила, прошел по узкому карнизу, добрался до другого крыла крепости и, пользуясь углублениями в скале, подполз к ограде. Он тихо окликнул женщину. Услышав его голос, она испуганно отшатнулась, затем остановилась, приблизилась к решетке и прерывающимся от волнения шепотом рассказала ему свою печальную историю.

Ее звали Урсула фон Литтау. В пятнадцать лет ее, дочь графа Литтау, бывшего адъютанта Фридриха-Вильгельма II, отдали замуж за сына испанского посла в Потсдаме, Альваро Санчеса дель Эстеро. Корвет, на котором она пересекала море, чтобы соединиться со своим будущим супругом в Малаге, захватили берберы. Лишь благодаря своей красоте она сумела остаться в живых и вот уже десять лет как томилась в гареме «Молниеносного Орла» вместе с пятнадцатью другими женами.