потопом было немалым, а потому представлялось полезным иметь особый знак, заблаговременно предупреждающий о возможной катастрофе.

578 Вопреки таким мерам предосторожности договор с Давидом был порван в клочья; это событие оставило литературный осадок в Священном Писании — к огорчению немногих благочестивых людей, которые при чтении этих книг задумывались над описанием. При усердном чтении Псалтири кто-то из этих вдумчивых людей наверняка да запинался, доходя до 88-го псалма[685]. Как бы то ни было, фатальное впечатление нарушения договора никуда не делось, и хронологически вполне возможно, что этот мотив повлиял на составителя книги Иова.

579 Книга Иова ставит благочестивого и верного, но пораженного Богом человека на открытую со всех сторон сцену и заставляет излагать свое дело на глазах у всего мира. А Яхве удивительно легко и беспричинно поддается влиянию одного из своих сынов, духа сомнения[686], позволяя ввести себя в заблуждение относительно верности Иова. Ранимое и подозрительное божество обеспокоено простой возможностью того, что кто-то в нем сомневается, и этого было достаточно, чтобы Яхве разъярился и склонился к тому двуличному — ни «да», ни «нет» — поведению, примером которого уже послужил рай, когда бог обратил внимание прародителей человечества на райское древо и одновременно запретил им есть от него. Тем самым он во многом предвосхитил грехопадение, явно вначале не предусматривавшееся. А верный раб Иов без повода и цели оказался обречен на моральное испытание, хотя Яхве был убежден в его верности и стойкости; вдобавок, внемли он своему всеведению, ему не составило бы труда определенно в этом удостовериться. Зачем же тогда понадобилось, несмотря ни на что, создавать искушение и без всякой ставки держать спор с бессовестным шептуном за счет безответной твари? Сколь поспешно Яхве предал в руки духа зла своего верного раба, сколь холодно и равнодушно он дал тому погрузиться в пучину физических и моральных мучений — все это поистине удручающее зрелище. Поведение Яхве с человеческой точки зрения столь возмутительно, что поневоле спрашиваешь себя, а не кроется ли за этим всем что-то еще? Может, Яхве испытывал тайную неприязнь к Иову? Это объяснило бы его уступчивость по отношению к Сатане. Но что есть у человека такого, чего может недоставать богу? Из-за своей малости, ничтожности и беззащитности перед могуществом Всевышнего он, как мы уже дали понять, обладает несколько более острым сознанием, проистекающим из саморефлексии; чтобы выжить, ему постоянно надлежит осознавать собственное бессилие перед лицом всемогущего бога. Божество же не нуждается в такой осторожности, ибо никогда не сталкивается с непреодолимыми препятствиями, которые побуждали бы его мешкать и, следовательно, оценивать свои силы. Может быть, Яхве подозревал, что человек владеет светом — пусть неизмеримо меньшим, зато куда более насыщенным, чем у бога? Такого рода ревность, пожалуй, могла бы объяснить поведение Яхве. Вполне понятно, почему подобное — лишь смутное и едва ли желательное — отклонение от установленных простой твари пределов так взбудоражило божью недоверчивость. Слишком уж часто люди поступали не так, как им было заповедано. В конце концов, не исключено, что и верный Иов вынашивал исподволь коварный замысел… Отсюда поразительная готовность Яхве внимать нашептываниям Сатаны вопреки собственным убеждениям!

58 °Cразу следует похищение у Иова стад, умерщвляются его рабы, сыновья и дочери гибнут, а сам он недугом доводится до края могилы. Дабы целиком отнять у него душевный покой, на него натравляют жену и ближайших друзей, что ведут неправедные речи. Его обоснованная жалоба не достигает слуха судьи, восхваляемого за праведность. Иову отказано в справедливости, ибо Сатане предписано разыграть свою ставку.

581 Нужно помнить, что темные дела сменяют друг друга в кратчайшие сроки: тут и грабеж, и убийство, и умышленное членовредительство, и отказ в праве на суд. Усугубляется все тем, что Яхве не выказывает понимания, сожаления или сострадания, с его стороны налицо только беспощадность и лютость. Мольба к бессознательному бесполезна, ведь божество вопиющим образом нарушает по меньшей мере три заповеди из тех, что само же выдало на горе Синай.

582 Друзья Иова вносят посильный вклад в его моральные мучения и вместо помощи от всего сердца человеку, которого бог столь вероломно покинул, слишком по-человечески, то бишь откровенно глупо, морализируют, лишая его даже поддержки в виде участия и человеческого понимания, причем невозможно окончательно отделаться от подозрения в божьем попустительстве.

583 Не совсем ясно, почему муки Иова и божественные происки столь внезапно обрываются. Поскольку Иов не умирает, бессмысленное страдание может продолжаться бесконечно. Впрочем, следует изучить подоплеку этих событий: быть может, найдется нечто такое, что будет постепенно проявляться — в качестве воздаяния Иову за безвинные муки (они не могли оставить Яхве безучастным, даже пусть он имел о ней лишь смутное представление). Невиновный мученик, сам того не ведая и вопреки намерениям божества, мало-помалу тайно вознесся над богом в богопознании. Обратись Яхве к своему всеведению, у Иова не было бы никакого превосходства. Но тогда, конечно, не случилось бы и многого другого.

584 Иов познает внутреннюю антиномичность Бога, благодаря чему его познание обретает степень божественной нуминозности. Возможность такого развития заключается, надо полагать, в богоподобии, каковое вряд ли следует сводить к морфологии человека. Подобное заблуждение упредил сам Яхве, запретив поклоняться идолам. Иов, настаивая на необходимости изложить дело богу даже без надежды быть выслушанным, проявляет стойкость и тем творит затруднение, вынуждающее бога раскрыть свою сущность. На этой драматической ноте Яхве вдруг решительно обрывает свое жестокое развлечение, но немалое разочарование ожидает того, кто подумает, что гнев божества обратится теперь против клеветника. Яхве не намерен привлекать к ответственности своего сына, уговорам которого он последовал, и ему не приходит на ум объяснить свое поведение и дать Иову хотя бы какое-то моральное удовлетворение. Он предпочитает разразиться в своем всемогуществе грозой и наброситься на полураздавленного человеческого червя с упреками:

«Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла?»

585 С учетом дальнейших речей Яхве тут вполне уместно задаться вопросом: а кто и какое провидение омрачает? Ведь омрачено-то оно как раз с тех пор, как бог решил биться об заклад с Сатаной. Вовсе не Иов омрачил что-либо, менее всего — провидение, о котором речи вообще не было и впредь не будет. Заклад, по всей видимости, не предполагал никакого «провидения»; если, конечно, сам Яхве не подстрекнул Сатану к спору, дабы в конце Иов был возвышен. Такое развитие событий, естественно, было заранее предречено всеведением, и слово «Провидение», может быть, указывает на это вечное и абсолютное знание. Если так, то отношение Яхве выглядит