– Не предполагалось, что все произойдет таким образом. Этого не было в плане.

– Знаете, как говорят – гладко было на бумаге…

– Вы слишком саркастичны, молодой человек. Я надеюсь, вы не ведете себя таким образом со своими пациентами.

– Ронни Ли приканчивает Бониту – он, наверное, сделал это, потому что Маккафри так ему сказал или, возможно, просто сводил старые счеты. Но теперь Маккафри необходимо избавиться и от Ронни Ли, потому что даже такой демон-злодей может заартачиться при виде смерти своей собственной дочери.

– А вы и впрямь умный, Алекс, – сказал он. – Но сарказм – действительно непривлекательная черта.

– Спасибо за совет. Я знаю, что вы специалист по врачебному такту.

– Вообще-то говоря, да. И горжусь этим. Всегда завязываю раннее взаимопонимание с матерью и ребенком, и не важно, насколько далеко мы отстоим друг от друга в социальном плане. Это первый шаг к обеспечению хорошего лечения. Это то, чему я первым делом наставляю первокурсников, когда читаю вводный курс клинической педиатрии.

– Просто не нахожу слов от восхищения.

– Студенты очень высоко отзываются о моих лекциях. Я превосходный преподаватель.

Я посильнее ткнул «тридцать восьмым». Его серебряные волосы разделились, но он даже не вздрогнул. Я чувствовал запах его средства для укрепления волос – гвоздика с лаймом.

– Заводите машину и подъезжайте к обочине. Прямо вон за теми эвкалиптами.

«Линкольн» заворчал, прокатился немного и встал.

– Вырубайте мотор.

– Давайте без грубостей, – сказал он. – Нет нужды пытаться меня запугивать.

– Вырубай, Уилл!

– Доктор Тоул.

– Доктор Тоул.

– А обязательно тыкать этой штукой мне в затылок?

– Здесь я задаю вопросы.

– По-моему, в этом нет необходимости – излишне. Мы не в каком-то дешевом вестерне.

– Это хуже. Кровь настоящая, и никто не встает и не уходит своими ногами, когда рассеивается дым.

– Опять мелодрама. Мало драмы. Странная фраза.

– Хватит уже играть в дурацкие игры, – зло бросил я.

– Играть? А мы играем? Я думал, играют только дети… Прыгают через веревочку, в классики… – Его голос поднялся, стал более пронзительным.

– Взрослые тоже играют, – сказал я. – В очень жестокие игры.

– Игры… Они помогают детям сохранять целостность своего эго. Где же я это читал – у Эриксона? У Пиаже?[119]

Либо Крюгер не был единственным актером в семье, либо происходило что-то, к чему я был совершенно не готов…

– У Анны Фрейд[120], – прошептал я.

– Да. Анна. Замечательная женщина. Был бы рад лично познакомиться, но мы оба настолько занятые люди… Жаль… Эго должно сохранять целостность. Любой ценой.

Минуту он сохранял молчание, затем:

– Эти сиденья надо почистить. Видите, какие пятна на обивке?.. Сейчас хорошие средства для очистки кожи делают. Видел на автомойке.

– Мелоди Куинн, – произнес я, пытаясь вернуть его обратно к действительности. – Нам нужно ее спасти.

– Мелоди. Симпатичная девочка. Красивая девочка – сама как мелодия. Чудесное маленькое дитя. Очень похожа на…

Я говорил с ним, но его продолжало уносить вдаль. С каждой минутой регресс становился все более и более очевиден; его бормотание становилось все более непоследовательным и бессвязным, все более далеким от ситуации, так что под конец Тоул стал просто нести какой-то словесный салат. Он явно испытывал страдания, аристократическое лицо заполнила боль. Ежеминутно повторял фразу: «Эго должно сохранять целостность», словно некий религиозный постулат.

Мне он был нужен, чтобы проникнуть в Ла-Каса, но в своем нынешнем состоянии Тоул был совершенно бесполезен. Меня стала охватывать паника. Его руки оставались на руле, но сильно дрожали.

– Таблетки, – произнес он наконец.

– Где?

– В кармане…

– Валяйте, – сказал я, не теряя бдительности. – Лезьте в карман и доставайте. Таблетки и ничего другого. Не принимайте слишком много.

– Нет… две таблетки… рекомендованная доза… не больше… никогда… каркнул ворон… никогда…[121]

– Да принимайте же!

Я продолжал держать его под прицелом. Он опустил одну руку за пазуху и вытащил флакончик, ничем не отличающийся от того, что содержал риталин для Мелоди. Осторожно вытряхнул оттуда две таблетки, закрыл крышку и убрал обратно в карман.

– Водички? – как-то по-детски спросил он.

– Принимайте на сухую.

– Я должен… Вот досада.

Он проглотил таблетки.

Крюгер был прав. Дозировки доктор действительно рассчитывал мастерски. Через двадцать минут по моим часам он и выглядел, и говорил значительно лучше. Я подумал о напряжении, которое Тоул испытывал каждый день, поддерживая себя в форме перед общественным взором. Вне всяких сомнений, разговоры об убийствах ускорили ухудшение.

– Глупо было пропустить… дневную дозу. Никогда не забывал.

Пока психоактивные химические вещества овладевали его центральной нервной системой, я озирал его с нездоровым завороженным любопытством, отслеживая изменения в его речи и поведении, отмечая постепенное увеличение периодов концентрации внимания, уменьшение числа нон-секвитуров[122] и восстановление взрослых речевых построений. Это было все равно что заглянуть в микроскоп и наблюдать, как примитивный микроорганизм путем деления превращается в нечто значительно более сложное.

Когда таблетки только начинали действовать, Тоул произнес:

– Я уже сделал много… плохих вещей. Гас заставлял меня делать плохие вещи. Очень неправильные для… для человека моего статуса. Для человека с моим воспитанием.

Я пропустил это мимо ушей.

Постепенно голова его прояснилась. Он повернулся ко мне – настороженный, но на вид неповрежденный.