– Да? – произнес судья Мур с непроницаемым лицом.

– Герасимов сказал об этом Александрову. К сожалению, больше никаких подробностей, за исключением того, что КГБ считает это исключительно важным.

– К нам поступили сигналы. Этим вопросом занимаются, – ответил судья Мур.

– Ну и ладно. Технические проблемы обычно улаживаются сами собой. А вот возникшая политическая проблема изрядно беспокоит премьер-министра. Неприятности возникают даже тогда, когда мы содействуем падению правительства, которое нам хотелось бы свергнуть, но сделать это по чистой случайности…

– Нас тоже тревожат возможные последствия этого скандала, Бэзил, – заметил адмирал Грир. – Но мы не видим, какие меры можно предпринять, чтобы изменить создавшуюся ситуацию.

– Вы могли бы согласиться с предложенными русскими условиями договора, – предложил Чарлстон. – Тогда положение Нармонова настолько укрепится, что он даст под зад Александрову. Такова, во всяком случае, неофициальная позиция правительства Ее Величества.

Это и является настоящей причиной вашего визита к нам, сэр Бэзил, подумал Райан. Он больше не мог молчать.

– Тогда мы будем вынуждены излишне ограничить наши исследования в области СОИ и сократить число боеголовок, отдавая себе отчет в том, что русские стремительно совершенствуют свою программу звездных войн. Не думаю, что это будет разумным решением проблемы.

– А правительство во главе с Герасимовым является разумным решением проблемы?

– Не исключено, что мы в любом случае будем вынуждены с этим примириться, – ответил Райан. – Я уже закончил составление оценки позиции на переговорах по ограничению вооружений. Моя рекомендация состоит в том, чтобы не делать дополнительных уступок.

– Письменный документ всегда можно изменить, – напомнил Чарлстон.

– Сэр, я придерживаюсь твердого правила: если готовится что-то от моего имени, там излагается моя точка зрения, а не мнение того, кто диктует мне, что следует писать в этом документе, – произнес Райан.

– Не забывайте, господа, что я ваш друг. Будущая судьба советского правительства имеет несравненно большее значение для Запада, чем временное ограничение одной из ваших оборонных программ.

– Президент не согласится, – покачал головой Грир.

– Может быть, у него не будет другого выхода, – заметил судья Мур.

– Но ведь должен же найтись и другой выход, – произнес Райан,

– Только один – если вы сумеете сбросить Герасимова. – Это был голос Риттера. – Мы не сможем оказать Нармонову никакой непосредственной помощи. Даже если предположить, что он прислушивается к нашим предостережениям – а он, наверно, не пойдет на это, – мы только увеличим существующую опасность из-за вмешательства в их внутренние дела. Стоит остальным членам Политбюро заметить что-то неладное… думаю, это приведет к открытому расколу.

– А вдруг мы сможем сделать это? – спросил Райан.

– Что именно? – бросил Риттер.

Энн снова приехала в «Листья Евы» раньше обычного, заметила хозяйка магазина. С привычной улыбкой на лице она выбрала платье и пошла с ним в примерочную. Уже через минуту она стояла перед высокими, во весь рост, зеркалами и еще равнодушнее обычного выслушивала обычные комплименты относительно того, как хорошо выглядит в этом платье. И на этот раз Энн расплатилась наличными, не забыв обаятельно улыбнуться перед уходом.

Когда она вышла из магазина и села в машину, улыбка исчезла с ее лица. Капитан Бизарина нарушила правила профессии – она вскрыла капсулу и прочитала содержание записки. Тут же последовало короткое, но отвратительное ругательство. Записка была написана на одном листке. Бизарина закурила сигарету от газовой зажигалки, а затем сожгла записку в пепельнице автомобиля.

Сколько работы пропало даром! А ведь ее донесение уже в Москве, с ним уже занимаются, содержащиеся в нем данные анализируют. Она оказалась в глупейшем положении. Но еще неприятнее было то, что ее агент действовала совершенно честно, она передавала материалы, по ее мнению совершенно секретные, и, узнав, что программу отменили, тут же сообщила об этом. Бизарина даже не сможет сорвать на ней злобу, передав хотя бы небольшую часть выговора, который непременно последует из-за напрасной траты ценного времени из Московского центра.

Ничего не поделаешь, они предупреждали меня об этом. Это первый случай, но уж никак не последний. Она поехала домой и сразу после возвращения послала шифровку.

* * *

Кэти и Джек Райан не были завсегдатаями вечерних коктейлей, постоянно проводимых то в одном месте Вашингтона, то в другом, но им все же приходилось иногда появляться на приемах. Этот прием был организован для того, чтобы собрать деньги на нужды детской больницы округа Колумбия, и жена Райана была хорошей знакомой главного хирурга больницы. Гвоздем вечера было выступление знаменитого джазового музыканта. В этой больнице спасли жизнь его внучке, и теперь он согласился в знак благодарности дать бесплатный сольный концерт в «Кэннеди-сентер». Предполагалось, что во время приема высшее общество Вашингтона получит возможность встретиться со знаменитым исполнителем «лицом к лицу» и столичная элита сможет услышать его саксофон в камерной обстановке. На самом деле, как это случается почти на всех приемах для «сильных мира сего», основной целью вечера являлось увидеть друг друга и таким образом подтвердить свою значимость. И подобно тому как это происходит во всем мире, элита считала необходимым хорошо заплатить за такую привилегию. Джек понимал природу этого явления, хотя и считал его абсурдом. К одиннадцати вечера вашингтонская элита сумела доказать, что ее представители умеют вести столь же глупые разговоры на такие же малозначащие темы и напиваются, как и все остальные в мире. Кэти ограничилась одним бокалом белого вина, тогда как Джек получил возможность пить вволю – он выиграл, вытянув жребий, так что машину обратно поведет жена. Этим вечером он воспользовался предоставившимся шансом, пил бокал за бокалом, несмотря на укоризненные взгляды, которые бросала на него Кэти, и чувствовал себя великолепно, все время улыбаясь. В голове у него проносились столь глубокие философские мысли, что Джек даже подумал – а не переигрывает ли он, не хватил ли лишку. И тут же успокаивал себя – все в порядке, не должно быть ни малейших подозрений в том, что это подготовлено и обдумано заранее. Он только надеялся, что предстоящий инцидент пройдет гладко.

Забавным было то, как относились к Райану. Обязанности, которые он исполнял в ЦРУ, всегда выглядели несколько неопределенно. Завязывая разговор, обычно начинали со слов: «Ну как дела в Лэнгли?» – причем, как правило, заговорщицким тоном, а ответ Джека, что ЦРУ представляет собой обычное правительственное учреждение, огромное здание, в котором ходит масса документов из одного отдела в другой, удивлял большинство интересующихся. Считалось, что у ЦРУ повсюду тысячи активно действующих полевых агентов. Реальная цифра оперативников была, разумеется, секретной, но по крайней мере на порядок меньше.