Оба присмотрелся к людям, которые вытащили его на свет. Его окружала стена из кожаных доспехов и металлических кольчуг. На солнце блестели пики, мечи и топоры. Они были направлены на Обу. А он мог только стоять, слишком усталый, чтобы поднять руку и отмахнуться от них.

Без сил, задыхающийся, залитый потом, Оба не мог даже держать голову. Он сделал шаг к оружию, которое его окружало, и внезапно на него обрушилась темнота.

Фридрих устало опустился на колени, опираясь на лопату, затем сел на пятки и позволил лопате упасть на землю. Холодный ветер шевелил его волосы и вздымал волнами высокую траву вокруг только что вскопанной почвы.

Мир превратился в пепел.

Ослепленный горем, Фридрих не мог сосредоточиться на какой-нибудь конкретной мысли.

Его душили рыдания. Он боялся, что сделал что-то неправильно. Здесь было холодно. Он боялся, что Алтее может быть холодно. Фридрих не хотел, чтобы ей было холодно.

Зато здесь было солнечно. Алтея любила солнечный свет. Она всегда говорила, что любит лучи солнца на своем лице. Несмотря на жару в болоте, солнце редко пробивалось туда, и она не могла видеть его из своей тюрьмы.

Ее волосы сами напоминали Фридриху солнечные лучи. Она обычно посмеивалась над подобными сантиментами, но иногда, если он не упоминал об этом долго, невинно спрашивала, хорошо ли ее волосы выглядят и хорошо ли причесаны к встрече с очередным визитером. Она всегда умела сохранять невинное выражение лица, добиваясь того, чего хотела. Тогда он говорил, что ее волосы похожи на солнечные лучи. А она краснела, как девочка, и шептала:

— О, Фридрих!..

Теперь солнце не будет светить ему никогда.

Фридрих решил, что для нее лучше здесь, на лугу, за пределами болота. Уж если он не мог забрать ее из болота при жизни, то по крайней мере мог принести ее сюда сейчас. Солнечный луг — гораздо лучше, чем ее бывшая тюрьма.

Он бы отдал все, чтобы привести Алтею сюда раньше, показать ей красивые места, увидеть ее беззаботную улыбку в солнечном свете… Но она не могла покинуть болото. Для всех, включая и его самого, было безопасно ходить только по тропе, ведущей к дому. Другого пути между темными заклятьями, созданными ее чарами, не было. А для нее самой не было даже этого безопасного пути.

Фридрих знал, что для тех, кто рискнул пройти по болоту иной дорогой, последствия были ужасны. Несколько раз в год особенно легкомысленные или ненормальные визитеры сходили с тропы или пытались пройти обходным путем, где не смел ходить даже он. Для Алтеи было мукой сознавать, что ее чары лишают жизни невинных людей. И как смогла Дженнсен, не пострадав, проделать этот путь, не знала даже сама Алтея.

Во время этого последнего путешествия Фридрих нес Алтею кружным путем. Дорога по болоту, как символ возвращенной свободы…

Чудовища Алтеи исчезли, теперь она с добрыми духами.

А он теперь один.

Фридрих нагнулся над свежей могилой, и слезы потекли по его щекам. Мир стал пустым, одиноким, мертвым. Пальцы Фридриха лежали на земле, которая скрыла его любовь. Его охватило чувство вины, потому что его не оказалось рядом, чтобы защитить ее. Он был уверен, что будь он рядом, жена бы осталась жива. Это было все, чего он хотел. Чтобы Алтея не умерла. Чтобы Алтея вернулась. Чтобы Алтея была с ним…

Он всегда с удовольствием возвращался домой и рассказывал ей о том, что видел: о птице, скачущей по полю; о дереве с листьями, поблескивающими на солнце; о похожей на ленту дороге, вьющейся между двух холмов, — обо всем, что могло принести хоть немного тепла в ее тюрьму.

Вначале он не хотел напоминать ей о внешнем мире. Он думал, что если станет рассказывать о том, чего ей не суждено больше видеть, она будет чувствовать себя несчастной, одинокой и брошенной. Но однажды Алтея улыбнулась ему своей особенной улыбкой и сказала, что он не прав, что она хочет знать каждую деталь, поскольку так она нарушает запрет Даркена Рала, который хотел заключить ее в тюрьму. Она сказала, что Фридрих станет ее глазами и с их помощью она сможет убегать из своей тюрьмы. Рассказы мужа были для нее самым настоящим глотком свободы.

Поэтому Фридрих чувствовал себя спокойно, когда уходил из болота, а она должна была оставаться. Он не знал, кто кому помогает. Алтея всегда поступала так. Она заставляла его думать, будто он предпринимает что-то для нее, а на самом деле помогала ему найти опору.

Теперь Фридрих не знал, что ему делать. Жизнь остановилась. Без Алтеи в жизни не было смысла. Жена дополняла его, делала цельным. Без нее все стало напрасным.

Фридрих не знал, как оборвалась ее жизнь. Алтею не тронули, но дом был перевернут вверх дном. Ограбление было странным: забрали деньги, которые они с женой собирали всю жизнь, еду и старую ненужную одежду. А ценные вещи не тронули — позолоченные резные изделия, золотой лист и дорогие инструменты. Фридрих, как ни пытался, не мог понять, в чем тут дело.

Ясно было одно: Алтея отравила себя. И на столе стояла еще одна чашка. Значит, жена пыталась отравить еще кого-то. Возможно того, кто пришел без приглашения.

Фридрих только теперь понял, что Алтея ожидала кого-то и хранила это в тайне от мужа. Потому и предложила ему сходить во дворец и продать резные поделки. Она очень настаивала, и Фридрих тогда подумал, что, поскольку она никого не пригласила из любителей предсказаний, то, наверное, хочет остаться на некоторое время одна. Либо желает, чтобы он, проделав путешествие, рассказал ей о новостях, поскольку он давно не выбирался из болота. И то, и другое желание необычными не были. Вот только обнимала и целовала она его необычно долго…

Теперь он знал правду. Долгий поцелуй был прощальным. Она хотела, чтобы он оказался далеко и в безопасности.

Фридрих вытащил из кармана письмо, которое она оставила ему. Когда-то он сделал жене позолоченную чашу, которую Алтея держала на полу под стулом. Туда она клала различные памятные записки. Там оказалось и прощальное письмо. Он осторожно расправил письмо и снова прочитал его, хотя давно уже знал каждое слово наизусть.

Мой любимый Фридрих!

Я знаю, что ты ничего сейчас не понимаешь, но я не нарушила свой долг, связанный с неприкосновенностью жизни, я скорее выполнила его. Я понимаю, что тебе будет нелегко, но поверь мне: я должна была так поступить.

Моя душа в мире. Я прожила долгую жизнь, гораздо дольше любого другого человека. И самые лучшие годы я провела с тобой. Я любила тебя с того самого дня, как ты вошел в мою жизнь, разбудив мое сердце. Не позволяй горю разбить твое: мы будем вместе в следующем мире, вместе навсегда.

Но в этом мире ты, как и я, один из четырех защитников — четырех камней в углах моей Благодати. Помнишь, при моем последнем предсказании ты спрашивал, кто они такие?

Я сказала тогда, что два камня — это Латея и я. Жаль, я не сказала, что ты тоже один из них, но тогда я не решилась. Я слепа к большинству происходящего, но знаю, что должна сделать все, что могу, иначе для других будет навсегда потеряна сама возможность жить и любить.