и спокойного фон Трипса, благородно уступившего своему более старшему и опытному партнеру по команде победу (этот акт невиданной щедрости немца Таруффи не признает до самой смерти, хотя эксперты склоняются к тому, что он действительно имел место).

Где-то вдали раздался визг. Мерцающая красная точка, стремительно приближаясь, расцветала, как бутон, превращаясь в гоночную машину, ракетой летевшую в сторону кучки местных жителей, вышедших понаблюдать за лидерами гонки с боковой дороги, пролегавшей в километре к югу от Гвидидзолло. Более храбрые подбирались к кромке дороги, а дети просовывали свои головы между ног родителей, закрывая уши от громкого, как сирена, вопля приближавшейся машины. Портаго, «ссутулившись» в слипстриме от впереди идущей машины, вылетел прямиком на них, точно крупнокалиберная пуля. Но когда его «Ferrari» оказалась в сотне метров от них, ее дернуло влево, и машина поймала каменный дистанционный столб.

Внезапно выйдя из-под контроля пилота, машина понеслась на зрителей вихрем смерти, крутясь и вращаясь, как по спирали. Угодив сначала в канаву, она подлетела так, что пронеслась над стоявшими в первом ряду зеваками, не задев их, а потом влетела в столб и развалилась на части. Под аккомпанемент зловещих, гулких ударов столкновения алюминиевые и стальные обломки машины обрушились на толпу. Оба ее пассажира вылетели прямо на деревья, а сама машина, разбитая всмятку, дымящейся грудой металла рухнула вверх дном в глубокую придорожную дренажную канаву, где наконец застыла недвижно. Воцарилась тишина, нарушали которую только стоны и крики умирающих и тяжело раненных. Двенадцать человек погибло, включая самого Портаго, которого, словно косой, разрезал пополам капот его «Ferrari», Нельсона и десятерых местных жителей, в том числе пятерых детей. Еще двадцать человек получили серьезные травмы.

Это был конец. Громкие, возмущенные голоса разозленных, разочарованных и измученных трагедиями людей стали раздаваться со всех уголков страны. Газеты, до того момента ежечасно сообщавшие о произошедших в гонке событиях, теперь заплакали навзрыд.

Передовица влиятельного издания «Corriere d’Informazione» ревела: «La Mille Miglia, Cimitero di Bimbi e di Uomini, BASTA!» («Mille Miglia — кладбище детей и мужей, ХВАТИТ!»), и такие заголовки стали типичными для итальянских газет.

Ватикан тоже был преисполнен гневного возмущения, он потребовал прекратить проводить гонку. В течение нескольких часов в палате депутатов и сенате удалось собрать достаточное количество голосов для того, чтобы навсегда запретить Mille Miglia. Народ требовал найти преступника, виновного в этой кровавой бойне, приставить его к стенке и линчевать, и эти настроения разделялись всей страной. Козлом отпущения суждено было стать Энцо Феррари.

По логике назначить ответственными следовало организаторов гонки — автомобильный клуб Брешии и патриарха Mille Miglia графа Аимо Маджи, если тут вообще можно было найти виновных. Ведь в конце концов смерть годами была частью Mille Miglia. В 1938 году «Lancia Aprilia», пересекавшая трамвайные пути в Болонье, попала в аварию, спровоцировав гибель десятерых человек, семеро из которых были детьми. Тогда гонку запретили на год, но в 1947-м она возобновилась в полном масштабе. Хуже того, в 1954-м в правилах произошли изменения, в результате которых произошел отказ от прежних положений, предписывавших заявляться на гонку только туринговым машинам, построенным на основе серийных автомобилей, а также требовавших присутствия на борту двух человек. С того момента в гонке стали доминировать полноценные гоночные спорткары, которыми зачастую в одиночку управляли асы Гран-при вроде Аскари или Кастеллотти, сотрясавшие сельскую Италию скоростями, близкими к 320 километрам в час. Предсказание Портаго, ждавшего своей неминуемой гибели, оказалось пророческим, хотя в итоге всю вину с типичной итальянской страстностью возложили совсем не на того человека.

Пройдет совсем немного времени — едва последние пятна крови исчезнут с места катастрофы и утихнут жгучие страсти драм, разыгравшихся по окончании гонки, — прежде чем извращенное правосудие нанесет свой последний сокрушительный удар: предъявит Энцо Феррари обвинение в непредумышленном убийстве. В обвинительном акте значилось следующее: «Энцо Феррари, урожденный в Модене 20 [sic] февраля 1898 года и проживающий там же, обвиняется в совершении непредумышленного убийства и нанесении тяжких телесных повреждений по халатности, поскольку он, как глава фирмы Ferrari из Модены, специализирующейся на построении машин для гонок по дорогам и трекам, использовал для машин своей Scuderia, участвовавших в 24-й Mille Miglia, и в частности для машины с номерным знаком «BO81825» и гоночным номером «531», находившейся под управлением Альфонсо Кабесы де Вака, маркиза Портаго, шины, произведенные компанией Englebert из Льежа, Бельгия, чьи структурные характеристики и способ применения (протектор толщиной примерно в 8 мм, давление 2,5 кг на см2) не подходили под мощности названных машин, на полном ходу развивающих максимальную скорость не менее 280 км/ч, так как вышеуказанные шины позволяли развивать скорость максимум в 220 км/ч; последующий перегрев этих перекачанных шин спровоцировал разрушение центральных участков протектора и привел к полному разрыву шины, в результате чего машина слетела с дороги, что повлекло за собой смерть девятерых зрителей и обоих пилотов».

Это обвинение было таким же глупым и неадекватным, как то, что было предъявлено Аскари в 1951 году. Как бы то ни было, итальянское правосудие работало в странной и искаженной манере, и случай с Феррари был далеко не последним, когда гонщика или производителя автомобилей аналогичным образом обвиняли в аварии, повлекшей гибель зрителей, тогда как тех, кто не справился с задачей их защиты, не привлекали ни к какой ответственности, позволяя ускользать из ловушки закона. Пройдет четыре года, полных юридических баталий, публичных заявлений, грубейших инсинуаций и беспочвенных обвинений, прежде чем с Феррари окончательно снимут все обвинения в совершении преступления. Естественно, суду придется признать, что машины фон Трипса, Таруффи и Жандебьена финишировали в гонке на шинах Englebert, аналогичных по своему дизайну и рисунку протектора тем, что стояли на автомобиле Портаго (Жандебьен вдобавок выиграл Приз Нуволари!). Хотя проблема с шинами отчасти и была причиной аварии, корнем ее все же стал отказ Портаго менять резину на пит-стопе в Болонье или же его нежелание исправлять повреждения подвески и кузова. Если Феррари и был в чем-то виновен, то только в том, что разрешил Портаго продолжить гонку на поврежденной машине после того, как сам, пусть и завуалированно, подначил его догонять Жандебьена. Члены команды шепотом делились друг с другом схожими наблюдениями, а жена Жандебьена, вкрадчивая, мягкая женщина, с того момента стала называть Феррари не иначе как «убийцей».

Проблемы с законом были лишь малой частью тех бед, что свалились на голову Феррари по ходу сезона 1957 года. Спустя месяц, в Ле-Мане, Scuderia в третий раз подряд разгромили болиды Jaguar. На сей раз зеленые машины из Ковентри заняли четыре первых места, тогда как первая из «Ferrari» финишировала пятой, отстав от победителя на рекордные 365 километров! «Tipo 335» Коллинза и Фила Хилла продержалась всего