Как внимательный читатель я выписал имена «староверских» епископов и настоятелей: Измаил, Сеид, Салтан и другие. (21) Это – крупные церковные деятели Орды!

Отличие тенгрианства от ордынского мусульманства едва ли заметно. Иначе быть не могло. Там и там – Единобожие, там и там – те же религиозные символы, те же имена, те же обряды, что не удивляет. А скорее убеждает в том, что речь шла о единой духовной культуре одного и того же народа – тюрков. Известно, что вера, в отличие от религии, меняется медленно. Несогласия среди верующих начинают политики, которые ради своих интересов стравливают людей разных конфессий. По крайней мере Золотая Орда не знала таких жестоких религиозных войн, как, скажем, в Западной Европе… Стычки бывали, не без них.

А после Стоглавого собора (1551), когда в религию Орды грубо вмешалась политика, и на востоке Европы изменился прежний порядок вещей.

Крещение Саин Булата было лишь актом его вхождения в московскую власть, «старой вере» он не изменял. Если бы царя крестили как иноверца, обряд крещения занял бы месяцы, таково правило. А тут была именно воля политики – его крестили, потому что Кремль решил женить Саин Булата на дочери боярина Мстиславского. Это уже интрига, истоки которой до конца не поняты и сегодня.

Москва еще не имела своей религиозной идеологии, она лишь окружала себя новыми религиозными правилами, чтобы отделить «своих» от «чужих».

Конечно, то была политика, в самом естественном ее виде…

Словом, и в крещении, и в женитьбе не был самостоятелен царь Симеон, волею Судеб ставший щепкой в водовороте новой жизни. Он не знал, что творится, и не хотел понимать, демонстрируя безропотную покорность даже на крутых поворотах своей судьбы. К такому поведению его обязывали убеждения – пренебречь тем, что принято у «староверов», он, непротивленец, не мог. Человек другой морали понимал мир по-своему, не по-московски. Его поступки говорят сами за себя. Он не мог взять власть, которая по царскому праву принадлежала ему одному. Ждал воли Неба. И дождался.

Осенью 1575 года в Москве случилось что-то необъяснимое: царь Иван IV отрекся от престола и покинул Кремль. Зачем? Каждый боярин, каждый извозчик ломали голову в поисках причин его ухода, естественно, люди связывали уход царя со своею собственной судьбой. Что-то теперь будет? И историки последующих поколений терялись в догадках. Версий надумано много, но стоят ли что они, если эпоха царя Симеона не сохранила документов? Их нет. Достоверны два-три второстепенных текста. «Татарских» летописей вообще нет… О чем можно тут рассуждать? Можно лишь фантазировать.

Лучше всех из щекотливого положения вышел Карамзин, обойдя время правления Саин Булата глубоким молчанием, «мнимый царь», «так называемый царь Симеон», всуе поминает его. Историю царствования он переадресовал зарубежным авторам, со слов которых мы и знаем о событиях эпохи Ивана Грозного. Карамзин ясно писал, «известно со слов иностранцев», «на их совести».

Великий российский историк абсолютно прав. Без фантазий честнее…

А Иван IV ловчил. Явно ловчил своим уходом из Кремля. «Татарский» царь на троне понадобился ему, возможно, чтобы списать неудачи правления Москвы, Иван Грозный, этот царь-злодей, покинул Кремль из-за боязни Божьей кары за опричнину. Заметьте, он не просто уходил, он подставлял суду Божьему своего напарника!

Все знали, царь жизнью отвечает за беды в стране. А как? Не знали. Но ужасно хотели посмотреть.

Возможно, все было совсем не так. Царь занемог, у него начались приступы странной болезни, свидетельствовавшие о том, что его медленно травили. Убивали. И он почувствовал это. Факт отравления доказан криминалистами!

Повторяю, в Средневековье отношение к вере, к власти, к поступкам было совсем иным, чем сейчас. Люди жили «в страхе Божьем». Они возлагали «надежду на Судию Небесного», который воздавал обманщику по его «злой хитрости и неправде». Это отличало «старую веру», где первым судьей поступков был сам человек, его совесть, решавшая грешить – не грешить, то есть каким предстать перед Богом…

Только так понимали свободу в общении с Тенгри наши предки.

Симеон Бекбулатович, Иван Грозный – люди «старой» веры, ее времени, ее культуры, их мораль не доступна нам. Даже если бы сохранились документы, мы о мотивах их поступков ничего сказать бы не смогли, потому что забыта тюркская культура, ее традиции. Казалось – оба царя, оба имели право на власть, на силу меча, но… был Высший суд, который напоминал – «что насильно, то не навсегда». При каждой молитве слышали они эту Небесную мудрость.

Естественно, все и вышло, как учило Небо.

В августе 1576 года уже царь Симеон оставил Кремль, не потому что был слабее, а потому что другой – из вчерашнего дня. Сам понял, что в Кремле душно. Его поведение, как мне показалось, походило на поведение Дон Кихота, другого Рыцаря Печального Образа, испанского, он тоже своим устаревшим благородством вызывал лишь снисходительную улыбку нового общества. Над ним посмеивались.

На Московской Руси пороки становились нравами, а честь – помехой. Как на Западе!

…Два русских царя опять разошлись мирно, понимая, «что для одного пища, то для другого яд». Иван IV дал Симеону титул великого князя и княжество Тверское, с двором, приказами, боярами, дворцом, «людишками». Настоящее государство в государстве, где хозяина по-прежнему величали царем.

Недолго лилась тихая жизнь, 1584 год подверг Москву испытаниям. События неслись стремительно, неслись по сценарию иезуитов. После долгой и мучительной смерти отравленного царя Ивана Грозного на трон сел его сын, слабоумный Федор Иванович. А власть в Кремле захватил Борис Годунов. И едва ли не первое, что он сделал, – лишил царя Симеона титулов и выгнал из дома. Из его маленькой Руси.

Тот разбойный выпад Кремля был зарницей, вестницей бури, горе пришло, когда в Угличе загадочно погиб царевич Димитрий, последний из династии Рюриковичей. Вскоре умер бездетный царь Федор, его смерть поставила перед сложной дилеммой: русских царей в Москве больше нет. Как быть царству? На осиротевший престол претендовал лишь один Годунов, но его, самозванца, не желали духовенство, аристократия и народ.

Смута, как видим, росла не на ровном месте, ее напитывали событиями. В пылу борьбы за власть и вспомнили о царе Симеоне. Но Россия не была бы Россией, если б хоть когда-нибудь считалась с законом.

Борис Годунов всех обвел вокруг пальца. Он загодя купил у Греческого патриарха право учредить в Москве новую Церковь, вестницу «новой веры», то есть христианство на греческий лад. Ее открыли 26 января 1589 года, когда слабоумный царь Федор был еще жив! Тогда у Кремля появился «карманный» духовный владыка, бывший архиерей Иов, он и совершил обряд миропомазания над самозванцем Борисом, назвав его царем.

Воистину, «пороки становились нравами».

Кремль публично отвернулся от Бога Небесного, от культуры своего народа и посмотрел на Запад. В тот миг Московская Русь стала Россией, христианской страной… Присягая царю-самозванцу, двор в один голос заявлял: царя Симеона «на Московское государство не хотеть», хотя в душе держался иного мнения. Царская свита стала двулика, это тоже ее новая черта. Черта Запада.