Вопрос был настолько неожиданным и неуместным в больничных стенах, а сама мысль о Доре Семеновне, представляющей «новейшие моды» на подиуме, такой парадоксальной, что оцепенение, охватившее Оксану, разрушилось. Она пошевелилась, посмотрела на собеседницу осмысленно, а потом — о, чудо! — слегка улыбнулась.

— Дора Семеновна, — тихо проговорила Оксана, — даже и не сомневайтесь. Вы у нас красавица.

— Вот и Галина говорит, чтоб не сомневалась, — подхватила Дора Семеновна, страшно обрадованная тем, к какому результату привело ее «лечение». — Мол, ты у нас, Дора, лучше всех. А я, говорит, для тебя нарочно особые модельки пошила. Для толстых…

Оксана снова улыбнулась.

— Так и сказала — «для толстых»?

— Она не так сказала, она же вежливая, — фыркнула Дора Семеновна. — А ты будешь участвовать в показе мод?

— Что за показ?

— Галина устраивает… В тайне от мужчин. Но с разрешения Дорошина. Нам красивые женщины очень нужны, Оксана. Меня нарочно к тебе делегировали. Давай поправляйся и приходи к нам. Только Степану не говори пока ничего.

— Я с ним вообще… — начала было Оксана, но Дора Семеновна предостерегающе подняла палец.

— Ты с ним помирись. Он тут под дверью который день мается. То придет, то уйдет. Мать-то ему ухи уже накрутила… Дурак, одно слово. Будь мудрее. Да и потом, — она зашептала, — из виноватого-то мужика веревку можно свить. Действуй.

С этим Дора Семеновна торжественно пожала Оксане руку и удалилась из палаты.

Медсестра и возмущенная Марина Геннадьевна уже ожидали ее.

— Вы что себе позволяете? — начала Марина Геннадьевна.

— Я, дорогая моя, сделала то, что всей вашей медицине не под силу, — сообщила Дора Семеновна с торжеством. — Заговорила наша Оксанка. Зовите мужа, дурошлепа этого, пусть она ему всыпет.

Марина Геннадьевна позволила Доре Семеновне удалиться безнаказанно. Заглянула в палату. Оксана встретила ее взглядом, слабой улыбкой.

— Дора Семеновна — смешная такая, — промолвила она. — Удивительный человек… «Показ мод»!

— Оксана, хотите видеть мужа? — спросила Марина прямо. — Вам ведь придется с ним встретиться, вы же понимаете?

— Да, — сказала Оксана. — Думаю, я готова.

Степан, казалось, материализовался из воздуха — так быстро возник он в палате. Оксана посмотрела на него из-под опущенных век. Опять почувствовала привычную боль. Странно — как быстро все совершилось. Еще совсем недавно Степан олицетворял для нее спасение, свет, возможность уйти от страшной жизни… Она благодарна была ему. Когда она видела его, на душе становилось тепло, ясно… Но прошло совсем немного времени, и с ним она связывает только разочарование, обиду и эту тупую, саднящую боль.

Интересно, а что он сам чувствует? Она впервые задалась этим вопросом. Что чувствует человек, который предал близкого, растоптал доверие женщины… Что с ним творится?

Неожиданно Степан предстал перед ней в абсолютно ином свете. Маленький, глупый, растерянный. Нашкодил, теперь не знает, как извиняться. Ему неловко, поняла вдруг Оксана. Не перед ней неловко, не так неловко, как бывает человеку, опрокинувшему стакан на скатерть, — нет, ему стало неудобно жить. Он просто не понимает — как.

Увидев, что жена смотрит на него, он метнулся к ней, схватил за руку.

— Оксана, прости меня, если сможешь, — вырвалось у него. — Я себя вел как дурак. Затмение на меня нашло… Не видел ничего перед собой…

Оксана молчала. Тогда, в доме у дяди Васи, Степан представлялся ей другим. Смелым, надежным. Но она ведь ошибалась! Смелым и надежным был тот, второй человек — Илья Ильич Авдеев. «Простой бурильщик, рабочий», — как он представился. Илью Ильича убили… Она осталась со Степаном. Ненадежным, избалованным… маменькиным сынком. Каким бы он ни был целеустремленным в своей работе — в семейной жизни он остался «неприспособленным». Попросту говоря — дураком. Наконец-то он перестал изображать из себя непогрешимого главу семейства и признал это.

— Милая, любимая моя, — продолжал Степан.

— Любимая? — прошептала Оксана.

Степан прижался к ее руке лицом.

— Любимая! Не сомневайся больше! Я буду любить только тебя. Никогда на другую не посмотрю, даже одним глазком! Ни одна тебя не стоит… Оксана, прошу, поверь мне.

По щекам Оксаны медленно покатились слезы. Степан понял, что сейчас и сам разрыдается.

— Оксана… — повторял он, словно имя жены было каким-то заклинанием, которое разрушит злое наваждение. — Оксана, я одного боюсь: что потерял тебя.

Она посмотрела ему в глаза.

— Ты еще не потерял меня. Но если это повторится — я уйду навсегда.

Оба они так и не поняли, что она имела в виду: развод или смерть…

* * *

Степан выскочил из больницы весь красный. Он боялся заплакать. Мать ожидала его возле больничного крыльца. Степан на миг залюбовался ею. Ему подумалось: «Вот бы и Оксана такой была — всегда спокойной, холодноватой и вместе с тем сердечной и близкой».

Алина спросила:

— Простила она тебя?

— Простила… — выдохнул Степан.

— Добрая она, любит тебя, — сказала Алина и взяла сына под руку. Они вместе пошли по улице. — А ты… Семейная жизнь, Степушка, налагает на человека серьезные обязанности. Ты как думал? Назвался мужем — значит, все, теперь ты глава семьи? А быть главой семьи — значит, делать что вздумается и все остальные должны тебе подчиняться? Ох, Степан, совсем это не так… Звание главы семьи дается мужу, но это звание необходимо оправдывать, отвоевывать каждый день. И дело ведь не только в том, что глава семьи приносит самую большую зарплату. Он великодушен, мудр, он умеет прощать и сам никогда не позволяет себе лишнего. Такого, чтобы было стыдно… Знаешь, в скольких радостях отказывает себе глава семьи? А сколько всего он себе запрещает? А как строго он следит за своими поступками?

Степан вдруг понял, что мать говорит о себе, и прижал локтем ее руку. Мама. Ему действительно никогда не было за нее стыдно. Она не приходила домой подвыпив. Не встречалась с мужчинами. Изредка позволяла себе выбраться в театр. Одевалась строго. Все ее поступки были тщательно обдуманы. Ни разу Степан не помнил такого, чтобы он не гордился своей матерью.

Разве что… ее разрыв с его отцом.

— Мама, вот ты говоришь — Оксана простила, а я теперь должен быть… ну, хорошим, — выговорил он. — А ты сама?

— Что — я сама? — насторожилась Алина.

— Ты почему моего отца до сих пор не простила? Я, положим, вел себя как дурак. Встретил Варьку — и аж почва из-под ног ушла… Пошлая история, согласен, — он поморщился, — но она… обыкновенная.

— Еще скажи — «с кем не бывает»! — предупредила Алина, хмурясь.

— И скажу! — настойчиво повторил Степан. — С кем не бывает!