Принято считать, что ФРС США осуществляет контроль за инфляционным ростом цен с помощью такого инструмента, как процентные (учётные) ставки, которые помогают регулировать количество денег в обращении. Но это слишком инертный, неповоротливый механизм. С появлением рынков производных инструментов механизм изменился, у денежных властей появилась возможность более оперативно управлять инфляцией. Но про этот механизм также нельзя прочитать в учебниках. А всё очень просто. Динамика цен на товарных рынках, прежде всего, определяется ценами на несколько базовых товаров, которые, так или иначе, входят в состав издержек производства почти любых товаров. Речь идёт о нефти, нефтепродуктах, металлах, зерновых. Это биржевые товары, на их основе созданы рынки соответствующих производных инструментов. Инвестиционные банки, тесно связанные с ФРС, при необходимости могут изменять траекторию движения цен на фьючерсы, привязанные к биржевым товарам (ФРС готов ради этого поддержать операции инвестиционных банков деньгами). Вслед за изменением цен на производные инструменты начинается движение цен на товарных рынках в нужном для ФРС направлении.

Стоит ли после этого удивляться, что цены на нефть (наш главный экспортный товар) могут повышаться или понижаться за месяц-другой в два, а то и три раза. Например, летом 2008 года цена барреля нефти доходила до 150 долл., а осенью того же года она упала ниже 60 долл. Эффективный инструмент управления не только американской, но и мировой экономикой! При этом ростовщики как главные воры громче всех кричат: «держи вора!» и пальцем тычут на страны ОПЕК. Как вы поняли, страны ОПЕК тут ни при чём.

Четвёртый этаж финансовой пирамиды

Фактически во времена Гринспена финансовая система из трёхуровневой превратилась в четырёхуровневую. Раньше была система, которая имела следующие уровни:

1) «настоящие» деньги (золото или иные «законные платёжные средства»);

2) обязательства, имеющие форму депозитов (депозитных денег);

3) обязательства в виде традиционных ценных бумаг (векселя, акции, облигации и т. п.).

Теперь над третьим уровнем надстраивался четвёртый – в виде деривативов. Можно сказать, что четвёртый уровень – это обязательства, которые формально должны обеспечивать исполнение обязательств третьего уровня (например, это уже упоминавшийся инструмент CDS). Плюс к этому деривативы призваны обеспечивать исполнение обязательств, которые возникли за пределами финансовой системы (обязательства по поставкам товаров). Но и эти, так называемые «товарные» деривативы фактически также стали частью финансовой системы.

Сегодня мы имеем дело с перевёрнутой финансовой пирамидой: стоимостной объём ПФИ (обязательств по контрактам в номинальном выражении) превышает стоимостный объём «инструментов» третьего уровня в десятки раз, второго уровня– в сотни раз, первого уровня в тысячи раз. Можно себе представить, какой бешеный спрос рождает рынок ПФИ на «инструменты» третьего уровня, а, в конечном счёте, – на деньги (депозитные и «настоящие»), образующие второй и первый уровни. А это как раз то, что нужно ростовщикам.

А кто же действует на новом, четвёртом уровне? Прежде всего, инвестиционные банки, которые в США, как мы уже отмечали, формально были «отлучены» от процесса «производства» денег (в том числе депозитных), и им была оставлена «экологическая ниша» спекулятивных операций на финансовых рынках. Игра инвестиционных банков на рынках ПФИ по своей «рентабельности» как минимум не уступала кредитно-депозитным операциям «классических» коммерческих банков. В 1990-е годы коммерческие банки стали даже выглядеть неуклюжими и старомодными на фоне динамично развивающихся инвестиционных банков. Появились также другие типы финансовых институтов, специально ориентированных на игру на рынках деривативов, – взаимные фонды, хеджевые фонды, специализированные инвестиционные фонды. Структурированные облигации инвестиционных фондов активно покупали пенсионные фонды. Игра крупнейших инвестиционных банков типа «Голдман Сакс», «Мерил Линч», «Джи-Пи Морган», «Морган Стэнли», «Леман Бразерз» была беспроигрышной: они, будучи всегда приближенными к ФРС, по определению, имели доступ к «инсайду». Дерегулирование рынков в условиях «рейганомики» способствовало росту их волатильности (подверженности колебаниям), что было только на руку инвестиционным банкам. Через некоторое время они научились эффективно управлять рынками с помощью производных инструментов, формируя спрос на виртуальные товары (активы) и предложение таких же виртуальных товаров (активов) в нужном им направлении. Иначе говоря, они сами стали производителями и владельцами «инсайда», т. е. «хозяевами» рынков. Продавцы и покупатели реальных товаров (активов) попали в полную зависимость от спекулянтов, оперирующих на рынках производных инструментов, «привязанных» к этим реальным товарам (активам).

Ещё раз напомним, рынок этих финансовых инструментов находился вне сферы государственного регулирования, поэтому до поры до времени размах строительства четвёртого этажа финансовой пирамиды многим был не виден. Большая вовлечённость отдельных компаний и банков в операции на рынке деривативов также скрывалась, поскольку эти операции рассматривались как забалансовые.

Вот что по этому поводу пишет Соломатин А.:

«На балансе предприятий США не отражаются срочные контракты. Фьючерсы появляются на балансе внезапно, в тот самый момент, когда по ним нужно платить. Фьючерсный контракт представляет собой намерение сторон в будущем купить/продать некоторый актив по определённой цене в определённом количестве. Понятно, что «намерение» не приводит к каким-либо проводкам в балансе. Если я заключил контракт на поставку 27.03.2008 10 тонн золота по цене $300 за унцию, до 27.03.2008 я живу спокойно: дыра в моем балансе появится именно 27.03.2008»[266].

Именно эти «дыры» в балансах стали серьёзными пробоинами в корпусах многих американских компаний и банков во время нынешнего кризиса.

Если после перехода мира от товарных денег к кредитным стали говорить: «деньги – это долги», то в условиях расцвета деривативов есть все основания сказать: «долги – это деньги». Всё познается в сравнении: по отношению к четвёртому уровню «инструменты» третьего уровня выступают в качестве вполне добротного обеспечения, для четвёртого уровня это уже как бы «настоящие» деньги. Почти «настоящими» деньгами в условиях расцвета деривативных рынков стали обязательства инвестиционных банков, которые заполнили финансовые рынки своими облигациями. Резко повысился «рейтинг» казначейских облигаций, де-факто министерство финансов США также стало эмитентом денежной массы. В специальной литературе их даже стали называть «финансовыми деньгами».

Подтверждение этой мысли я нахожу в книге Д. Голубовского:

«Деньги и прочие первичные финансовые производные (обязательства второго и третьего уровней в перевёрнутой финансовой пирамиде, о которой сказано выше – В. К.) стали играть для деривативов ту же, по сути, роль, что и обычные деньги для самих долгов – роль частичного покрытия. А обычные деньги, в свою очередь, для деривативов стали играть роль золота – архаичного финансового актива, роль которого неуклонно снижается. При этом в отношении кредитных инструментов к деривативам действовал примерно тот же принцип частичного резервирования, что и в отношении обычных денег к кредитным инструментам. Так, для плеча 1/10 сумма в $100 миллиардов помогла создать кредитных инструментов на $1 триллион и деривативов, соответственно на $10 триллионов. Ликвидность получила свою новое выражение, деньги – новую суперэффективную форму мультипликации»[267].