большую глиняную кружку. – Вопрос, конечно, с закавыкой. С одной стороны, врать не стану, смертность среди заключённых высокая. Это факт: погода, дикие звери, Другие, опять же. Но в последнее время всё меньше и меньше на каторгах мрут. Потому что Другие, конечно, Другими, а только самая опасная работа была на шахтах. То газ взорвётся, то обвал, то Чёрную Вдовушку откопают – ну, всякое бывало. А теперь чтоб в шахтёры попасть, так это ж квалификацию иметь нужно! С автоматонами уметь обращаться, с оборудованием новым, да и просто инженерные сооружения ладить – не хвост собачий! Каторжан на шахтах использовать – себе дороже: и сами помрут, и машинерию ценную переломают. Вот и занимаются они, в основном, лесозаготовками. Клеймо каторжника оно, конечно, навсегда – тут ничего не попишешь. Зато на местных заводах и в охотничьих артелях такое клеймо навроде знака качества: раз выжил на каторге, значит, крепкий мужик. А что каторжанин, так у нас тут не забалуешь особо: вмиг в бараний рог скрутят. Зато заработать можно на безбедную старость хоть в Столице. Да только остаются все, по большей части, здесь, на Хляби.

...За окном окончательно стемнело; со двора доносились привычные уху следователя шумы: вот лениво залаяла собака, стукнул колун о полено, заскрипели двери сарая. Но вот раздался звон: чем-то вроде железной палки стучали по куску металла – дзын-дзын-дзын! – и хрипловатый мужской голос прокатился над избами: «ночь на дворе, все по хатам, быстро, быстро!». Зажигали свет в окнах; из труб полетели искры – растапливали печи, готовили ужин, где-то лязгали дверные засовы.

Молодая девка в ватных штанах и тёплом кожухе принесла, наконец, картошку в тряпичном свёртке и тарелку с топлёным маслом. Тут уж такой запах пошёл, что даже у Френна потекли слюнки, и инквизитор, поспешно развязав испачканную сажей тряпицу, выудил самую здоровенную картофелину. Пьеро рассмеялся, и налил ещё по одной.

- Всё, господа, ночь настала. Слышали: Макар в рельсу стучал? Это, стало быть, знак: все по домам, двери на засов, амулеты под окна. Тут с этим строго, ну да ничего: привыкните. Вы-то, конечно, колдуны, да только я прекрасно знаю, что не кладёте вы Другую сволочь штабелями – враки это всё. Да и нечисть наша посильнее будет, чем та, что на Большой Земле промышляет. Поэтому возьмите за правило: если вы не на Нулевом Километре, то как только стемнеет – сразу под крышу. А то есть все шансы утром и вовсе не проснуться, сохрани, конечно, Горний Эфир!

- Да мы уже заметили. – Фигаро усмехнулся. – Эх, прямо ностальгия пробрала: вспомнил свой старый дом в лесу у моря. Свечи на столе, печка топится, на столе еда, а дед тяпнул чекушку, и сейчас будет рассказывать ночные страшилки. Чтобы, понимаешь, мышь под половицей зашуршала, а у тебя уже душа в пятки... О! Слышали? Это ещё что за чертовщина?

Над домом раздалось отчётливое хлопанье огромных крыльев; что-то стукнуло по крыше, взвизгнуло почти по-человечьи, заскребро, зашуршало и опять унеслось в ночную темень.

За столом притихли, прислушиваясь, и лишь когда хлопки и верещание затихли вдали, Пьеро полушёпотом сказал:

- Хрен его знает. Но не Ночной Летун, что-то сильно побольше. Оно тут часто летает, да только в дом сунуться не может: обереги. Вот и визжит от боли. А что за тварь такая есть, того не скажу, не знаю. Но если вы на ночь собаку, допустим, не загоните в сени, то утром найдёте несчастную животину с дыркой в черепушке. Мозг высосет тварь эта, а тело так бросит. Вот и гадайте, господа, что оно там летает такое. Обереги от него спасают, и слава всем силами небесным.

- Собаку? Да ведь если вы её на ночь не загоните, она у вас в мороженое на палочке превратится!

- А, понял. – Механик тихо засмеялся. – Ну, давайте, чтоб здоровье не подводило... Ух-х-х-х, хороша! Молодец, дедка запечный, уважу; завтра петуха ему отдадим за такое дело... Нет, Фигаро, вы не правы. Точнее, не совсем правы: тепло у нас бывает, только недолго. К осени налетают ветры, и идёт снег – ух и снежище! Иногда неделю метёт, иногда дней десять. Мы это время называем «белыми выходными», потому как в такой буран не поработаешь. Поэтому готовимся заранее: еды побольше, водки, дрова, и сидим себе на печи, истории рассказываем, лопаем, да отсыпаемся. А как снег заканчивается, то и начинается оттепель, и длится почти два месяца. Иногда всё, что навалило, до голой земли растаять успевает. Без шапок ходим, капель с крыш слушаем! Весна такая у нас. Или весенняя осень – называйте как хотите.

- Интересно! – Восхитился Френн. – А я-то думал, что Хлябь это снег, мороз...

-...зэки с топорами, и Белая Гвардия, что шишиг по лесу гоняет. Знаю, знаю. Все так думают. И иногда думаю: а, может, и пусть себе думают. Нам тут и без оравы с Большой Земли не скучно. Механики, разве что, или, вот, колдуны – те пусть приезжают, им всегда рады. А ротозеи всякие пусть себе в Столице сидят.

- Да я заметил, что не скучно. Кстати, а откуда у вас тут столько спиртного? Только не говорите, что абсолютно всё с Большой Земли везут, вот не поверю я, что сюда составы со спиртом гоняют!

- Во-первых, уважаемый инквизитор, составы со спиртом тоже на Хлябь гоняют. Потому что выгодно. Края здесь у нас холодные, народ работящий, так что водка на Хляби, можно сказать, продукт номер один. Да только спирт привозной он – фу! Мы-то его, конечно, очищаем и всё такое, но толку с того не особо много. Этот спирт, по сути, ширпотреб; его алхимики на зелья пускают, мы, механики, для охлаждения используем – да-да, даже при наших морозах кое-какие устройства охлаждать нужно, в основном, в шахтах. Поэтому заказываем мы, помимо спирта обычного, ещё и спирт самого высокого качества. И вот он уже идёт на всякое-разное: и на водку, и на настойки, да и просто в стакан. Потом пиво – пиво у нас страсть как любят варить, и пивовары наши как нигде хороши. Да, хмель, солод и ячмень везут, понятное дело, зато вода – наша, местная. Вот есть, например, у нас пиво такое, называется «Талый склон», так для него воду берут знаете откуда? Топят лёд, что в самых глубоких шахтах иногда целыми пластами лежит. Лёд тот, как алхимики утверждают, колдовские