Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, знаю. – Томас остановился и протянул руку. – Однако на сегодня хватит. Завтра я начну все сначала. А теперь пойдем спать.
Шарлотта взяла его за руку и медленно встала, но лицо у нее было все еще задумчиво и сосредоточенно. Даже поднимаясь по лестнице, она все думала, анализировала, планировала. И только облачившись в ночную рубашку, натянув простыни и прижавшись к Питту, наконец забыла обо всем и стала думать о совсем других вещах.
Утром Питт не поехал на Боу-стрит – смысла не было. Его ум обуревали неопределенные, по большей части еще нечеткие идеи, основанные на отдельных, разрозненных фактах и впечатлениях, которые еще следует подтвердить. Весь день он занимался будничными делами и перепроверял детали. В четверть восьмого Томас приступил к настоящему делу. Он хотел увидеться с Виктором Гарриком, но у него не было его адреса. Он знал, что тот может быть известен Мине Уинтроп, поэтому сел на омнибус до Керзон-стрит и сошел у ее дома в ясных весенних сумерках.
– Да, сэр? – вопросила горничная.
– Можно ли мне поговорить с миссис Уинтроп? – любезно осведомился он в свою очередь.
– Да, сэр. Если вы потрудитесь пройти вот сюда, я пойду узнать, дома ли она.
Это была обычная формальность. Питт прошел за горничной в холл и стал терпеливо ждать.
Не прошло и пяти минут, как появилась Мина. Она очаровательно выглядела в муслиновом платье цвета лаванды. Увидев его удивленное лицо, женщина смутилась.
– Добрый вечер, суперинтендант. Боюсь, вы застали меня врасплох. Я не одета соответствующим образом.
Его удивление было понятно. Она выглядела на несколько лет моложе, чем после смерти мужа, когда была во всем черном и так испугана, что ничего не понимала. Теперь на лице у нее появился румянец, на тонкой длинной шее было надето тяжелое жемчужное ожерелье, и только потому, что он это знал, Питт еще мог видеть на этой шее еле заметные пятна. На взгляд ничего не ведающего человека, они могли показаться игрой теней. Появилась и какая-то живость движений, словно она обрела цель жизни.
– Прошу прощения за беспокойство, миссис Уинтроп, – извинился он. – Я пришел потому, что мне необходимо навестить мистера Виктора Гаррика, а я не знаю его адреса; знаю только, что он живет где-то здесь, поблизости.
– О, как удачно, что вы пришли, – быстро сказала Мина. – Он живет за два дома от меня, но вы напрасно стали бы его искать, потому что сейчас он как раз у нас.
– Неужели! Но не будет ли это слишком большой смелостью с моей стороны, если я с ним у вас же и переговорю? Я не задержу его надолго.
– Ну, конечно, нет. Я уверена, что он будет рад помочь вам всеми силами… – Мина нахмурилась. – Хотя, судя по словам брата, вы уже поймали того человека. Чем же Виктор может быть вам полезен в таком случае?
– Мне нужно уточнить некоторые подробности, чтобы опытный адвокат не подловил нас на чем-нибудь, – ответил Питт неискренно.
– Тогда, пожалуйста, пройдите со мной в зимний сад, суперинтендант. Виктор играет для нас, и там так приятно посидеть и поговорить.
Томас с благодарностью принял приглашение и последовал за ней по длинному коридору, который привел их в одно из самых очаровательных помещений, которые он когда-либо видел. Французские окна выходили прямо в маленький крытый садик, где были представлены самые разнообразные по форме листьев растения. Все цветы были белые: розы, лилии, гвоздики, алиссум, «печать Соломона» и многие другие, названия которых он не знал. На окнах и стенах висели зеленые занавеси и драпри с нежно-белым цветочным орнаментом, а в большой вазе стояли белые цветы. Последний вечерний свет мягко струился в комнату, отчего она казалась теплой и в то же время производила впечатление свежести.
В углу сидел Виктор Гаррик с виолончелью. Барт Митчелл стоял у камина. Больше не было никого.
– Виктор, прошу извинить, но я должна вас прервать, – начала Мина. – Суперинтендант Питт пришел, чтобы увидеться именно с вами. По-видимому, есть необходимость прояснить еще кое-какие детали в этом несчастном деле, и он полагает, что вы способны ему помочь.
– Наверное, нам нужно уйти, – сказал Барт и сделал движение, чтобы удалиться.
– О нет, – поспешно ответил Питт. – Пожалуйста, мистер Митчелл, я буду рад, если вы и ваша сестра останетесь. Это сэкономит время, которое бы ушло на отдельный опрос. – В его мозгу начала уже оформляться мысль, все еще очень туманная; ей недоставало некоторых существенных элементов. – Извините, что вынужден вас побеспокоить и прервать исполнение по столь огорчительной причине, но думаю, что наконец мы приблизились к разгадке.
Барт опять отошел к камину и встал в той же позиции, опираясь на доску, с очень холодным выражением лица.
– Как угодно, суперинтендант, но мне кажется, не осталось ничего, о чем бы мы вам уже не рассказали.
– Все дело в том, что вы видели или могли увидеть, – и Питт повернулся к Виктору, который смотрел на него, широко раскрыв ясные, очень голубые глаза, но, очевидно, смотрел более из вежливости, чем с интересом.
– Да? – спросил он, только чтобы нарушить молчание.
– На приеме после заупокойной службы по мистеру Эйдану Арледжу, – начал Томас, – мне кажется, вы сидели в угловой нише около входа в зал?
– Да. У меня не было особого желания бродить вокруг и болтать с присутствующими, – подтвердил Виктор. – И виолончель нельзя оставлять без присмотра. Кто-нибудь мог ее толкнуть и даже опрокинуть. – Он безотчетно стиснул в объятиях свой драгоценный инструмент, ласково поглаживая при этом дерево, гладкое и блестящее, как шелк. Но Питт заметил в одном месте царапину и почувствовал, как в нем закипает гнев, – это был явно акт вандализма.
– Именно поэтому и появилась царапина? – спросил он.
Лицо Виктора стало жестким, он внезапно побледнел и устремил тяжелый и очень яркий взгляд куда-то в пространство, но, может быть, обратил его внутрь, что-то припоминая.
– Нет, – процедил он.
– А что это было? – настойчиво гнул свою линию Питт. Он вдруг почувствовал, как ему стало трудно дышать. Он не осознавал, что боль в ладонях возникла оттого, что его собственные ногти вонзились в их плоть.
– Какой-то подлый человек толкнул меня, и виолончель ударилась о поручень.
– О поручень? – переспросил Питт.
– Да.
Барт Митчелл отошел от камина, хотел было вмешаться в разговор, но передумал.
– Омнибуса? – почти прошептал Питт.
– Что? – И Виктор взглянул на него. – О, да. Такие люди – у них нет ничего внутри… ни чувства, ни души!
– Да, это бессмысленный акт вандализма, – согласился Питт, с трудом сглотнув, и переменил тему: – И еще я хотел спросить вас, мистер Гаррик, вы не видели, как дворецкий Скарборо обращался со слугами в тот день?
– Кто?
– Дворецкий. Скарборо.