прошла по коридору и опустилась на колени перед камерой, так что они оказались на одном уровне. Нерешительно обхватила руками прутья решетки, чтобы наклониться ближе.

– Чего ты вообще можешь от меня сейчас хотеть? – прошипел Олливан.

Она вернула к жизни то, что он изо всех сил пытался вызвать со времени визита своего деда и непрекращающейся, ослабевающей боли с тех пор: ярость. Ярость всегда была его самым сильным инструментом. Она разжигала огонь магии внутри его, разливаясь по венам. Внезапно риск того, что он неправильно сформирует намерение, перестал иметь значение. Разве что-нибудь вообще имело значение? Если собственные заклинания уничтожат его, по крайней мере, он уничтожит и ее тоже.

Кассия оглянулась через плечо. В подземелье была еще одна девушка.

– Возможно, тебе следует все объяснить, – сказала Кассия фигуре, которая подошла и опустилась на колени рядом с ней.

– Нет, – прохрипел Олливан. – Элли, ты этого не сделала.

Все. Он потерял всех. Они все объединились против него.

– Ты должен выслушать меня, Олливан, – сказала Сибелла.

Ее глаза остекленели при виде него: пот, пропитавший насквозь, дрожь, вызванная простой попыткой удержаться на ногах.

– Лев и Вирджил отвлекают внимание, но у нас не так много времени.

В каждой руке у нее было по какой-то вещи. В ее левой руке – маленькая бутылочка с зельем, которую она передала ему через решетку. Это было тонизирующее средство, кратковременное средство от последствий травм, болезней и усталости. По крайней мере, так написано на бутылке.

В правой руке у нее был ключ – один из длинных железных ключей, которые, судя по всему, висели у входа в камеры. Она возилась с ним в замке, пока дверь камеры со щелчком не открылась. Олливан снова взглянул на стражника, которого оглушила Кассия, и начал задаваться вопросами.

– Выпей, – сказала Сибелла, входя в камеру.

– Как я могу тебе доверять?

Сибелла отшатнулась и с возмущенным выражением лица перевела взгляд с него на Кассию.

– Учитывая обстоятельства, я решу простить тебе это оскорбление.

Голос Олливана был тихим.

– Теперь, когда я думаю об этом… ты ужасно быстро бросила меня в Гайд-парке.

Ее рот открылся и снова закрылся, в глазах появились новые слезы.

– Будь ты проклят, Олливан, – прошептала она.

Кассия ворвалась в камеру и встала между ними. Опираясь на стену, Олливан поднялся на ноги. Так было легче защищаться – или бежать, если бы у него был шанс.

– Вайолет выдает себя за меня, Олливан. Вчера, когда мы уходили с бала, она разлучила нас всех и заняла мое место. Я не знаю точно, как она это сделала. Отчасти дело в магии метаморфов, полагаю, поскольку теперь у нее есть и такая. Но не я сдала тебя дедушке, это сделала она. Вайолет думает, что может сделать меня могущественной, сделав тебя слабым.

Пару секунд она провела в задумчивом молчании.

– Хотя я уже овладела своей магией, а ты в камере, но, возможно, она еще что-то замышляет.

До сих пор он не думал о том, что Кассия использовала свою магию, чтобы оглушить стражника, потерявшего сознание.

– Что изменилось? – спросил он ее.

– Я начала использовать магию для себя.

Она выхватила у него из рук тоник, откупорила его и сунула обратно ему.

– Я полагаю, у тебя нет причин верить ни единому моему слову, кроме того, что я сейчас здесь, освобождаю тебя из-под стражи, а Сибелла все это время ждала тебя у своего храма.

Ее храм. Там была комната, вверх по лестнице от обсерватории. Иногда они проводили там целые ночи; это были одни из самых счастливых ночей в жизни Олливана. Это всегда было их местом встреч, когда они не хотели, чтобы ее родители нашли их. Так вот что она пыталась сказать ему, тогда, в парке. Это то место, куда она предлагала пойти, прежде чем они выбрали вместо этого паб в Метрополитене.

Он осмелился взглянуть на Сибеллу и заставил себя хоть раз увидеть всю ее боль. Боль, которую он причинил.

– Прости меня.

Сибелла на мгновение замолчала. Затем она пересекла камеру в четыре больших шага, взяла его лицо в ладони и поцеловала. Это было жестоко и властно, и Олливан растворился в этом моменте. Он с жадностью наклонился в ее объятия и, когда она крепко обняла его, позволил ей принять его вес.

– Я здесь не для того, чтобы, черт возьми, предавать тебя, ясно? – прошептала она, помогая ему подняться на ноги. – Я здесь, чтобы вытащить тебя отсюда.

Потеряв дар речи, Олливан только кивнул.

Кассия прочистила горло.

– Эм, я тоже здесь. На самом деле это была моя идея.

Олливан опрокинул тоник, и тот сразу же подействовал. Как будто последних нескольких часов и не было: ни криков, ни ломоты в костях, ни тошноты. Он больше не чувствовал рану на запястье, которая распухла и стала горячей. Он заплатит за все это позже, когда действие тоника закончится и его боли вернутся, но сейчас ему надо сбежать.

– Инфорсеры прочесывают улицы в поисках Вайолет, – сказала Кассия. – Даже дружинники из других фракций им помогают. Разве они не знают, что она уничтожит их, если им удастся найти ее?

– Нет, – сказал Олливан, выходя из камеры. Его куртка висела на крючке дальше по коридору, и он направился к ней, наслаждаясь ощущением собственных быстрых и уверенных шагов. – Они этого не знают. Они думают, что смогут обезоружить ее с помощью тщательно продуманной разгадки.

– Почему? – спросила Кассия.

– Потому что я сказал им, что они могут.

Наступила тишина. Олливан натянул пальто и сделал все, что мог, чтобы выглядеть более-менее презентабельно.

– Ты солгал им, – сказала Кассия. – Почему?

Олливан усмехнулся.

– Это то, чего он заслуживает, – пробормотал он.

– Олливан.

– Куда ты идешь? – вмешалась Сибелла.

– Вероятно, во Францию, – сказал он.

Кассия выглядела так, словно он дал ей пощечину.

– Ты не собираешься это останавливать.

Сибелла рассмеялась, но неуверенно.

– Он пошутил.

Она посмотрела на Олливана.

– Конечно, он собирается остановить это.

Олливан сосредоточился на точке чуть левее ее лица. Ощущение ее губ на его губах все еще оставалось.

– Джаспер убил Джонаса Бенна, потому что Джупитус приказал ему это сделать, – сказал он. – Это было подстроено, чтобы он мог изгнать меня.

Кассия переводила взгляд с Олливана на Сибеллу.

– Джаспер убил его?

Сибелла в шоке прижала дрожащую руку ко рту.

– О, Олливан.

Он не хотел ее жалости. Он не мог вынести того, как сильно это скручивало его внутренности. Он повернулся к Кассии и объяснил так кратко, как только мог.

– Джупитус знал о запрещенной магии, и пообещал Джасперу неприкосновенность за