— Я тоже тебя люблю. — Юноша в последний раз поцеловал ее и неохотно отступил в сторону. Лесной Владыка поднял руку.

Мара исчезла. На ее месте появилось самое прекрасное создание, когда-либо существовавшее с самого начала мира — Единорог, сотканный, казалось, из всех видов света: в нем было и мерцание звезд, и прозрачный лунный свет, и шелковый туманный рассвет, и ослепительные солнечные зайчики там, где копыта касались земли. Во лбу у воительницы горел длинный изящный остроконечный серебряный рог.

— Видишь? — тихо сказал Хеллорин. — Наша храбрая малышка все же не рассталась со своим клинком, ибо она призвана охранять Пламенеющий Меч. Ее сможешь видеть только ты — для других она будет невидима. Чтобы заслужить Меч, его повелитель должен быть не только мужественным, но и мудрым. Чтобы приблизиться к нему, Единственный должен открыть способ увидеть невидимое, ибо только так можно будет миновать нашу незримую хранительницу.

— Миновать? — вскричал Д'Арван. — Ты имеешь в виду — убить?

— Да нет, при чем тут убить! Часть заклинания заключается в том, что как только Мару увидит кто-нибудь, кроме тебя, ее миссия закончится. Об убийстве нет и речи. И кроме того, — добавил Хеллорин, — неужели тот, кто окажется достойным Пламенеющего Меча, беспричинно сразит такое прекрасное создание? Я думаю, нет.

Д'Арван в сомнении покачал головой.

— А что ты приготовил для меня? — с тревогой спросил он.

— Для тебя? Ты маг Земли и сын Владыки Лесов. Ты владеешь жезлом феи, и лес будет покорен твоим велениям. Ты должен вернуть в эту Долину густые леса, укрыть ее непроходимыми дебрями. Здесь поселятся дикие звери, и ты будешь заботиться о них, а волки станут твоими друзьями и разделят твою задачу.

Ты будешь охранять Меч от любых врагов, а лес даст приют всем противникам зла, которых ты должен поддерживать и охранять. Но они никогда не увидят тебя и не узнают о твоем присутствии. Вам с Марой придется нести это бремя, пока не явится Единственный и не потребует Меч. Тогда вы освободитесь и будете вместе, тогда все мы будем вместе. — Силуэт Хеллорина задрожал и начал светиться. — Я не могу дольше оставаться здесь. Прощай, сын мой, и прости меня. — Фаэри исчез.

Д'Арван посмотрел на Единорога. Прекрасное воинственное создание фыркало и рыло копытами землю. Потом Мара подошла К магу и положила голову ему на плечо. Ее громадные темные глаза были, словно бездонные озера печали.

Д'Арван обнял сильную выгнутую шею с растрепавшейся гривой, и глаза его предательски защипало.

— О, любовь моя, — пробормотал он. — Как мне будет тебя недоставать!

Невидимый единорог фыркнул и дернул головой.

— Ты права, — сказал Д'Арван. — Пора приниматься за дело.

Повернувшись, он взял жезл феи и начал поднимать лес.

Трибуны возбужденно гудели в предвкушении кровавого зрелища. Бесконечные ряды мраморных скамеек были забиты до отказа — просто яблоку негде упасть. Ажиотаж достиг предела, когда в царской ложе, где сидел хмурый Кизал, официальный наследник престола, появился улыбающийся Кизу Ксианг со своей новой супругой, Кизин. Только сегодня состоялась их свадьба, и толпа с жадным любопытством глазела на балкон. Это действительно необычный день — Кизу столько лет довольствовался исключительно своим сералем, и вот, наконец, вместо прежней царицы, умершей много лет назад, обзавелся новой супругой. Ходили смутные слухи, что первая жена Ксианга пала от руки самого своего благоверного.

Морщинистые остроглазые старухи понимающе переглядывались.

— Молодому принцу теперь придется глядеть в оба, — шамкали они. — Отец его никогда особенно не любил, а если новая царица осчастливит короля сыночком, Кизал Харин может, вслед за матерью, оказаться в мешке на дне реки.

Зрители следили за первыми поединками с небрежным вниманием, ожидая, когда начнется настоящее представление. Сегодня должен был сражаться новый гладиатор, чужестранка — и, храни нас Жнец! — колдунья, кровожадная, как сам Черный демон! Говорят, у реки она уложила целую деревню! Именно из-за этой истории места на трибунах занимали чуть ли не со вчерашнего вечера, и сотням разочарованных пришлось, несолоно хлебавши, поворачивать назад.

Под трибунами было тенисто и прохладно. Погруженная в себя, Ориэлла в одиночестве сидела в углу, готовясь духом и телом к предстоящему испытанию. Больше всего ее беспокоил ребенок. Если бы в ее распоряжении оставалась магия, она бы могла защитить будущего младенца, а так колоссальное напряжение этого дня может стать для него фатальным…

— О, Чатак, — молила она, — защити этого ребенка — ребенка воинов!

Девушка то и дело ловила на себе любопытные взгляды других воинов. Гладиаторы были чужими друг другу, ведь каждого держали отдельно, чтобы они, чего доброго, не подружились. Бойцы встречались только на тренировках, и им даже запрещалось говорить друг с другом. Некоторых Ориэлла узнала — она тренировалась с ними, изумляя Элизара своим искусством. Если не считать тренировок, дни проходили достаточно приятно: отдых, еда, купание в большом бассейне арены. Наконец Ориэлла была готова — насколько вообще можно быть готовой в ее состоянии. Она выбросила из головы все мысли о своих товарищах и даже о ребенке, чтобы добиться внутреннего спокойствия и сосредоточенности, которые ей понадобятся, чтобы сохранить жизнь и завоевать свободу, ибо, несмотря на скептические настроения Элизара, она собиралась попытаться.

Сам того не желая, наставник вскоре подружился с Ориэллой, а его хлопотливая супруга, толстушка Нэрени трогательно заботилась о волшебнице — единственной женщине-воине. Беседуя с ними, Ориэлла узнала, что когда-то Элизар был офицером Царской Стражи и потерял глаз во время покушения на Кизу, собственноручно убив четырех нападавших. Но в обществе казалимцев не было места калекам, и Элизару оставалось либо умереть, либо превратиться в раба, а его преданная жена должна была разделить эту участь. К счастью, — небывалый случай! — вмешался сам Ксианг, и Элизар в награду за преданность получил пост наставника арены.

— Это черная и жестокая награда, — как-то признался он Ориэлле. — Я вынужден посылать на смерть сильных, здоровых юношей ради забавы жаждущей крови толпы. Кто после этого сможет спокойно спать по ночам? Но у меня нет выбора. Оставить этот пост означает обречь на рабство или смерть не только себя, но и мою бедную Нэрени. О, как я ненавижу Кизу за то, что он со мною сделал!

— Ты готова? — Голос Элизара вернул Ориэллу к действительности. Большие деревянные двери, ведущие на ристалище смерти, отворились. Оттуда, поддерживаемый двумя служителями, хромая, вышел воин, из его многочисленных ран струилась кровь. Два вооруженных стража арены несли его противника — кровавое изуродованное тело, в котором Ориэлла узнала храброго веселого юношу, с которым она тренировалась всего два дня назад.

Элизар трясущейся рукой вытер лицо.

— Да простит меня Жнец, — пробормотал он, и сердце волшебницы стеснилось от жалости к старому воину. Она порывисто положила руку ему на плечо.