Наши психодинамические данные потеряют всякую ценность, мы вновь окажемся в темноте. Подъем эмиграции произведет суматоху, которую мы не сможем контролировать; созданные нами условия разрушатся, и мы не сможем создать их вновь. Колонисты будут формироваться главным образом из недовольных элементов, большинство из них будет недружественно настроено к правительству Системы — это вызовет множество беспорядков, много непредсказуемого, всем этим нельзя будет управлять! Человечество расселится так широко, что не будет поддаваться никакому контролю. Идея объединенной Галактики — чепуха, нечего и думать об этом; здесь даже не может существовать торговля или регулярное общение. По своим собственным путям начнут развиваться миллионы эксцентрических маленьких цивилизаций.

Вступят в действие абсолютно непредсказуемые факторы — чужие планеты, чужие цивилизации, новые знания о физической вселенной, мутации….

И человек вновь станет жертвой случайностей. Наступит хаос и страдания, подъем и падение культуры, войны и угнетение, отныне и до конца времен!

Он остановился на мгновение, слова его повисли в молчании. Все четверо стояли неподвижно, прижимаясь друг к другу в окружении чужаков.

Они как будто чего-то ждали.

— Хорошо, — сказал наконец Эвери. — Вы получили мой ответ. Теперь я жду вашего. Поможете ли вы объяснить мне все, согласитесь ли вы вернуться и молчать до конца жизни? Я прошу многого, я знаю — но сможете ли вы смотреть в лицо будущему, которое вы продали?

Они смотрели друг на друга.

— Вы должны решать быстро, — сказал психолог. В его голосе было неожиданное спокойствие, он встретился с ними взглядом и слабо улыбнулся в полутьме. — Шлюпки будут здесь с минуты на минуту.

Гуммус-луджиль ковырял землю носком сапога. Лицо его выражало страдание. Торнтон вздохнул. Именно Лоренцен почувствовал в себе твердую решимость и заговорил.

— Эд, — спросил он, — все это правда?

— Я работал над этим всю жизнь, Джон.

— Это не ответ. Мне кажется, что сегодня ночью вы уже превысили свою долю семантически нагруженных слов. Я спрашиваю, насколько точны ваши заключения о том, что случится, если человечество останется в Солнечной системе и если не останется.

— Это вероятностная определенность. Мы знаем, как следует делать историю. Конечно, все может случиться, например, черная звезда вторгнется в Солнечную Систему, но…

— Но вы в одно и то же время говорите, что если человек выйдет к звездам, его будущее непредсказуемо и его будущее мрачное.

Гуммус-луджиль и Торнтон одновременно подняли головы и взглянули на Лоренцена.

— Непредсказуемо в деталях, — сказал Эвери с раздражением. — Но в общем я могу предвидеть…

— Неужели можете? Сомневаюсь. Больше того, я не верю в это.

Физическая вселенная содержит в себе все возможности, она слишком велика, чтобы быть включенной в какую-либо человеческую теорию. И если где-то в Галактике дело пойдет плохо, то в другом месте оно пойдет хорошо, много лучше, чем вы можете даже представить себе.

— Я не говорю, что мы навсегда останемся на месте, Джон. Только вначале мы должны научиться сдержанности, доброте и сложному процессу мышления.

— Пока мы все не будем сделаны по единому образцу — вашему образцу! — резко сказал Лоренцен. — Я утверждаю, что человек, скорчившийся в своем маленьком убежище, чтобы думать чистые думы и созерцать свой пуп, больше не человек. Я утверждаю, что несмотря на все наши ошибки и прегрешения мы чертовски далеко ушли от животного, бегавшего в джунглях всего лишь двести поколений назад. Мне нравится человек таким, каков он есть, а не как представление теоретиков о том, каким он должен быть. Никто не может подогнать целую расу под единый образец — у нас всегда были и есть отличия, всегда были, есть и будут бунтовщики и еретики. Они необходимы нам!

— Вы поддаетесь эмоциям, Джон, — сказал Эвери.

— Это увертка, Эд, которая скрывает тот факт, что все это вопрос эмоций. Это дело предпочтения и веры. Я лично считаю, что ни одна маленькая группа не имела права навязывать свою волю кому-нибудь другому.

А именно это вы и делаете, вы, психократы — о, очень мягко, вежливо, конечно, — но я задаю себе вопрос, какими одинокими чувствуют себя жены членов экипажа «Да Гама»?

Лоренцен повернулся к остальным.

— Я голосую за то, чтобы рассказать правду, выйти к звездам и получить все последствия этого, — сказал он. — Хорошо ли, плохо ли, но я хочу увидеть, каковы эти последствия, и думаю, большинство людей согласны со мной.

Глаза Эвери устремились на остальных двоих.

— Я… я с вами, Джон, — сказал Торнтон. — Человек должен быть свободен.

— Мне нужна маленькая ферма, — сказал Гуммус-луджиль. — И если мой прапрапраправнук не сможет иметь свою ферму, тогда вся раса может отправиться в ад или еще куда-нибудь похуже.

Эвери отвернулся от них, они увидели слезы в его глазах.

— Мне очень жаль, Эд, — прошептал Лоренцен. Оставалось только рассказать все Гамильтону и остальному экипажу. «Хадсон» вернется домой; он не будет докладывать Патрулю, он отправится прямо на Землю и сообщит все прямо по радио. Тогда уже будет поздно оказывать какое-либо противодействие. Правительство падет, будут назначены новые выборы, психократы лишатся власти. Лоренцен полагал, что некоторые из них позже вернуться: в своем роде они были хорошими людьми и еще потребуются человечеству в будущем. Но это уже не будет преградой, когда люди вновь поднимут глаза к звездам.

— Я попрошу рорванцев убить вас, — сказал Эвери. Его голос дрожал. Я не хочу этого, но вынужден. Вы угрожаете будущему человечества, может быть, будущему всей вселенной. Надеюсь, вы довольны собой!

Он отпрыгнул от них, назад, в лес. Лоренцен видел мелькающие в темноте тени: рорванцы отступали. Назад, к своим космическим шлюпкам, подумал Лоренцен. Может быть, они возьмут с собой Эвери, спрячут его, пока не утихнет гнев людей.

Вдалеке Лоренцен услышал нарастающий гром ракет Гамильтона.

Два человека и много чужаков — созданий, также способных мыслить и чувствовать, — умерли, правительство Системы последует за ними, для того чтобы люди могли устремиться к небу! Не был ли Эвери в конце концов прав?

Лоренцен смутно чувствовал, что никогда не узнает ответа на свой последний вопрос. Может быть, на него и не существует ответа.

– Земля мертва! Они убили нашу Землю!