В 1984 ГОДУ БРАЙАН БРОЛЛИ полностью забрал у меня бразды правления моей деловой жизнью. Он хотел превратить нашу компанию Really Useful в серьезную организацию, занимающуюся покупкой прав на творческие произведения. Несмотря на то что Кэмерон был продюсером «Кошек» в Лондоне, Брайан твердо стоял на том, что Really Useful должна полностью владеть оригинальной постановкой. Кэмерон, конечно, получал кое-какие отчисления, но именно Брайан и компания лицензировали шоу по всему миру. С самого начала Бролли занял оборонительную позицию относительно «Звездного Экспресса». Понятно, что Кэмерон интересовался проектом и хотел к нему присоединиться. Но Брайан всеми силами отбивался от него, утверждая, что я обдумывал идею «Экспресса» на протяжении десяти лет, и именно так я придумал название для компании. Кто знал, получится ли из наших обсуждений театральное шоу, но Брайан полностью исключил возможность, что Кэмерон автоматически присоединится к нам. В любом случае, «Звездный Экспресс» стремительно приближался к территории рок и поп-музыки, удаляясь от естественной среды обитания Кэмерона. К тому же он уже был занят, планируя лондонскую постановку «Магазинчика ужасов», бывшего бродвейского шоу о буйном растении, чья плотоядность вышла из-под контроля. Именно этот мюзикл он обсуждал со мной, подбивая присоединиться в качестве сопродюсера, но затем отстал от меня, возможно, потому что Брайан слишком ревностно охранял права на «Кошек». Как бы то ни было, Кэмерон страшно увлекся «Магазинчиком ужасов». Берни Джекобс тогда заверил меня, что, если Кэмерон решит привезти шоу на Бродвей в том же сезоне «Тони», в котором идут «Кошки», он определенно перехватит все награды.

ПОСЛЕ ДВУХ НЕУДАЧНЫХ ПОПЫТОК я, наконец, сообщил Саре, что ухожу от нее. Если можно быть одновременно подавленным и смирившимся, то она оказалась именно в таком состоянии. Были моменты, когда я колебался. Сара даже предложила закрыть глаза на мой роман и позволить мне вести двойную жизнь, чтобы сохранить брак. Но я бы не смог так жить. Я не тот человек, который может прятать голову в песок. Кроме того, я был без ума от Сары Б., как мои друзья теперь называли ее. Вопреки всем советам я решил объявить о разводе публично. Для этого я взял Сару Б. на вечеринку, приуроченную к премьере «Daisy», и дал всем повод для разговоров.

Я надеялся, что вечеринка будет организована в духе Роберта Стигвуда, как если бы он имел слабость к молоденьким актрисам, играющим школьниц. Ресторан находился в большом квартале квартир с обслуживанием известном как Долфин-сквер. Заведение было спрятано в проулке рядом с Парламентом и поэтому долгое время был прибежищем выбранных и невыбранных членов политической элиты. В ресторане был огромный бассейн. Я думал это идеальное место для вечеринки в честь «Daisy». Киньте девушкам пару купальников в стиле 1920-х годов, и дело будет сделано. Моя уловка сработала. Я никогда не видел такого количества привлекательных актрис Вест-Энда, пустившихся в плавание. Шоу получило грандиозный пиар, и я получил хит.

Был и другой плюс. Мне удалось уговорить выдающегося композитора Бэрил Уоддл-Браун написать школьную песню для «Daisy». Старые жители Котсуолда, находящегося рядом с Чиппинг-Нортоном, годами гордились Уоддл-Браун. Она была местной знаменитостью еще до того, как городок стала популярным – спасибо экс-премьер-министру Дэвиду Кэмерону, его жене Саманте, отелю «Сохо Фармхаус», Джереми Кларксону и ферме «Дейлсфорд». Критики Time magazine хвалили ее гимнэ. «Daisy» не могла бы считаться законченной без женщины, чья фотография украшает некоторые сцены шоу и по сей день. Несмотря на возмутительно большой гонорар Уоддл-Браун, шоу окупило все вложения всего за десять недель.

СПАСИБО ГОСПОДУ, что рядом со мной находился невозмутимый Брайан Бролли, хладнокровно управляющий компанией. Я множество раз слышал от людей, находящихся на стадии развода, что все происходит очень мирно: «Я по-прежнему дружу со своей бывшей», и все в таком духе. Но спустя месяцы, после судебных заседаний те же самые люди рассказывали истории об отвратительной неуступчивости, неадекватном поведении и все это со злостью, которую можно испытывать только к бывшему возлюбленному. Хороший адвокат по разводам должен быть твердым, но сопереживающим. Мой оказался правильным выбором.

Это был ужасный год. Первая Сара жила с детьми в Сидмонтоне, а Сара Б. переехала в мою лондонскую квартиру. До меня дошло, что я не могу просто поехать в свой дом, который на протяжении десяти лет являлся моей творческой базой. Сара разрешила мне видеться с детьми каждые третьи выходные, так что вся моя жизнь строилась вокруг этих встреч. Имо было всего пять лет, а Нику три; но Имо отчасти понимала, что происходит. Она помнит, как я говорил ей, что моя любовь к ней никогда не изменится. Слава Богу, Имо никогда не винила себя в нашем разводе, как делают некоторые дети, когда брак их родителей рушится. Сара Б. прекрасно ладила с детьми; лед растаял, когда мы взяли их в китайский ресторан, где они делали блинчики для утки по-пекински и нашли это занятие чрезвычайно интересным.

Ни с того ни сего со мной связался Майкл Кроуфорд. Он хотел познакомить меня с фигуристами Джейн Торвилл и Кристофером Дином. Мы встретились в моей квартире, и они попросили меня написать музыку для их выступления на грядущих Олимпийских играх. Я отказался, впрочем, они все равно заняли первое место. На премии «Тони» мне улыбнулась удача: «Кошки» были признаны лучшим мюзиклом, а я получил «Лучший саундтрек». Затем я отправился в Будапешт в Советскую Венгрию, чтобы посмотреть первую постановку «Кошек» местного производства. Там во время церемонии награждения под открытым воздухом на меня накакал голубь. Помню, венгерский министр культуры очень долго рассуждал, какой берег Дуная относился к Буде, а какой к Пешту. После церемонии его маленькая дочка спросила у меня, какой берег Темзы был Лон, а какой Дон.

В поисках помещения для «Экспресса» я осмотрел сотню площадок. В конце концов мы остановились на «Нью Виктории», традиционном театре, хоть он и находился на не относящейся к Вест-Энду пустоши. Джон Непер решил, что сможет заполнить театр своими роллерами, катающимися по всему залу.

В августе Сара с детьми переехала в Лондон, в дом, который я купил в Белгравии, а я вернулся домой в Сидмонтон. Сара Б. считала, что нельзя забрасывать Фестиваль, и мы запланировали его на сентябрь. Тогда она продемонстрировала две противоположные стороны своей натуры, интенсивно готовясь к серьезному исполнению песен Рахманинова и параллельно покупая возмутительно откровенные наряды для выходов в свет. Мне даже пришлось попросить Арлин Филлипс сказать ей, что так ходить неприлично. И Арлин справилась с задачей, указав Саре на то, что ее одеяния больше похожи на сценические костюмы, чем на вечерние платья.

МЕСЯЦЕМ РАНЕЕ Брайан сообщил мне, что находится в стадии заключения сделки на недвижимость, которая может стать моей, если я захочу. Он согласился заплатить Эмилю Литтеру 1,3 миллиона фунтов (4 миллиона 225 тысяч фунтов сейчас) за театр «Палас». Конечно, я хотел участвовать в сделке, но мой бракоразводный процесс был в самом разгаре. Я колебался, пока Брайан не сказал, что мне и без развода пришлось бы одалживать деньги. В общем, к концу августа я стал владельцем здания, которое Джон Бетжемен описал в книге «First and last loves» как «более впечатляющее и внутри, и снаружи, чем Королевская опера… Единственное театральное здание за последние шестьдесят лет, которое можно считать произведением искусства». «Палас» начал свою жизнь в качестве Королевского английского оперного театра в 1891 году. Спроектированный недооцененным викторианским архитектором Томасом Коллкаттом, он представлял собой торжество величия Ричарда Д’ойли Карта, импресарио Гилберта и Салливана. Театр открылся «серьезной» оперой Артура Салливана «Айвенго», которая с треском провалилась, практически обанкротив Д’ойли Карта. Ему пришлось продать театр, и он превратился в варьете.