А этот? Будущего нет. Настоящее – воровство, «дачный уют». Позади кладбища нет – он на «родные могилки» небось не ходит. Печку топит, и то – плохую, сложенную руками халтурщиков.

Красота древнерусской жизни во многом, и прежде всего в самой красоте, в развитии эстетического начала. Человеческий мозг не может не работать. Если он меньше, чем в других странах, занят естественными науками, зато весь быт там, где может, организуется эстетически. Об этом свидетельствуют не только искусства, но и бытовые предметы, находимые археологами. Наши обывательские представления о «некультурности» древнерусской жизни неверны. Прислушайтесь к традиционному фольклору, присмотритесь к сложной обрядности, прочтите свадебные тексты песен, учтите всю истовую вежливость стародавнего поведения. Фильм «Андрей Рублев» основан на обывательских представлениях. Только нищета и бесправие, развившиеся в XV и XVII веках, унизили народ. Крепостное право и деспотизм – вот виновники «некрасиво обнищалого народа».

И все-таки там, где могла, – красота продолжала существовать и в XVI, и в XVII веках. Русский Север, не знавший крепостного права, доказывает мою мысль.

А основная мысль моя в следующем – облегчает творчество устоявшийся уклад, именно он создает «стиль эпохи» – то, что обеспечивает красоту жизни, если можно так выразиться. Все-таки я рискую быть непонятым. Объясню подробнее в какой-либо будущей работе.

Чаадаева стыдно прятать. Те, кто прячут его, очевидно, втайне верят, что в своем отрицании значения России Чаадаев, «может быть, и прав». Неужели не понять, что Чаадаев писал с болью и эту боль за Россию сознательно растравливал в себе, ища возражений. Ему ответила русская историческая наука.

Самое значительное время то, что сейчас (а не будущее).

О природе для нас и о нас для природы

Идея прогресса сопутствует истории человечества в ее обозримом участке (не таком большом). С конца XVIII века она имеет определяющее значение в большинстве исторических учений. В своих примитивных формах она рассматривает прошлое и настоящее как жертву, приносимую во имя будущего. Но получилось так, что в реальной жизни она начала жертвовать будущим во имя короткого настоящего. Современная промышленность начинает «эксплуатировать будущее»: уничтожает природу, запасы полезных ископаемых, все ресурсы, которые нужны не только нам, но которые будут нужны будущим поколениям. Теория – «во имя будущих поколений», практика – «берем от природы и то, что будет нужно будущим поколениям». Так обстояло дело уже в XIX веке и по всему миру. Вот что пишет В.И. Вернадский в одном письме об американской технике: «Та новая техника – американская техника, которая так много дала человечеству, имеет и свою тяжелую сторону. Здесь мы ее видели вовсю. Красивая страна обезображена. Леса выжжены, часть – на десятки верст – страны превращена в пустыню: растительность отравлена и выжжена, и все для достижения одной цели – быстрой добычи никеля» (Страницы автобиографии В.И. Вернадского. М., 1981, с. 258 и 259).

Ф. Энгельс писал: «Не будем, однако, слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит» (Ф. Энгельс. Диалектика природы. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, с. 495).

У нас слишком мало включали историю садовых стилей в историю культуры. Сады бывают не только регулярные и пейзажные: это очень примитивное деление. В садовом искусстве отражается смена всех великих стилей. Мне хотелось это показать в своей книге с достаточной степенью ясности.

Не только «озеленение» городов (скверы, бульвары), но и строительство больших прогулочных парков, в которых можно было бы гулять и наслаждаться переменами целый день, отвлекаться от повседневных забот, – задача будущих паркостроителей. Города растут, а площади, занятые в них прогулочными парками, катастрофически уменьшаются. Пути прогулок прерываются новым строительством. Большие цепи прогулочных парков превращаются в цепи скверов. Примеры тому – Ленинград и Москва.

Надо брать под охрану не только архитектурные памятники, но и целые пейзажи, так, как это делается, например, в Шотландии, где сохраняется весь «вид» до горизонта. Выдающиеся пейзажи должны быть учтены и сохраняемы, как памятники культуры (человеческой и природной). Одним из первых должна быть взята на учет вся зона города Плёс на Волге. Центром пейзажной зоны следовало бы в таком случае избрать либо дом, в котором жил И. Левитан, либо березовую рощу на горе.

Другой охраняемый пейзаж – это от земляного вала Новгорода к югу: Красное поле по правому берегу Волхова и от Новгорода до Аркаж, Витославиц и Юрьева монастыря по левому берегу Волхова.

Бородинское поле должно быть также охраняемым пейзажем, Куликово поле, заливные луга по Десне Новгорода-Северского, пейзаж Лесковиц в Чернигове и многое другое. Пейзажи России должны быть учтены.

Особую ценность представляют собой как историко-архитектурные заповедники Соловецкий архипелаг, Валаам, Ферапонтово (многих пейзажей России я просто не знаю). Соловецкий архипелаг интересен тем, что в нем каждый остров имеет свой климат и свой тип растительности, а кроме того – это единственный в России полностью сохранявшийся до XX века, а частично сохранившийся до сих пор, музей древнерусской техники (каналы, канализация, водопровод, поварня, хлебопекарня, кузня, портомойня, сушило и пр., и пр. – вся эта техника, а всей и не перечислишь, работала безотказно еще тогда, когда на Соловках был Соловецкий лагерь особого назначения – СЛОН).

Кий – остров целиком искусственный, ибо богомольцы в мешках привозили туда