— Так вы мне не хотите объяснить, где вы слышали это и каким образом? И вообще ничего больше не скажете?

— Уж извините, мистер Смит, не скажу. Мне и этого не следовало говорить. Честное слово, не могу. И пожалуйста, мистер Смит, вы никому об этом и не заикайтесь, иначе вы меня впутаете в неприятности, а я, ей-богу, ничего дурного не сделал. Просто я слышал это о мистере Голспи.

— Когда именно? Уж это-то вы можете сказать!

— Перед Рождеством, недели за две.

— Это когда мистер Голспи был в отъезде?

— Да, — неохотно подтвердил Тарджис.

— Гм… значит, кто-то сообщил вам это тогда, когда мистера Голспи не было в Лондоне, — повторил мистер Смит, в течение целой секунды сверля глазами несчастного Тарджиса. Он торопливо припоминал, соображал. — Ага, это, должно быть, его дочь. Тогда, когда вы отвезли ей деньги. Вы разговорились, и она вам сказала. Верно?

Тарджис ничего не ответил, но в этом не было надобности: выражение его лица говорило за него.

— Так что же именно она вам сообщила? — продолжал мистер Смит, гораздо более встревоженный теперь, когда он знал, что сведения исходят от дочери мистера Голспи. — Да ну же, Тарджис, не надо ничего от меня скрывать. Что она сказала?

— Я больше ничего не помню, — жалобно пробормотал Тарджис. — Мне и этого не следовало вам говорить, мистер Смит. Ради Бога, не рассказывайте никому. Обещаете?

— Обещаю. По-моему, не стоит придавать этому значения. Знаю я девушек, они наговорят чего угодно… Ну-с…

— Да, мне пора, — сказал Тарджис. — Спасибо, что предупредили меня о намерениях мистера Дэрсингема. Сейчас я немного расстроен, но это ничего. Я буду стараться изо всех сил, мистер Смит.

Пока трамвай поднимался по шумной Сити-роуд, мистер Смит обдумывал новость относительно Голспи. Она его обеспокоила, хотя он все еще склонен был считать ее пустой девичьей болтовней. Казалось невероятным, что мистер Голспи их оставит. Но ведь так же невероятно и то, что Стэнли у них сманил какой-то дядя из Гомертона, что Бененден лежит в больнице! Мистер Смит отлично знал, что между этими событиями нет никакой связи, но неожиданное исчезновение Стэнли и Бенендена вызывало в его душе ощущение непрочности всего вокруг, сознание, что события не в нашей власти, что он, Смит, не может управлять ими, — все равно как не в его силах остановить трамвай, который внезапно сойдет с рельс и врежется в ближайшую лавку. В глубине его души снова зашевелился страх. Он решил потолковать обо всем этом с женой, которая (может быть, оттого, что была так безрассудна) обладала тем, чего он никогда не находил в себе, — великой верой в жизнь. При всех своих недостатках Эди была незаменима в тех случаях, когда он немного терялся и падал духом.

Но тут мистер Смит вспомнил, что они с женой, собственно, еще не помирились по-настоящему и сейчас говорить с нею о том, что его волновало, было бы все равно, что заговорить об этом с незнакомой дамой, которая сидит против него в трамвае. «Мы бы только опять поссорились», — сказал он себе с тем мрачным удовлетворением, с тем тайным облегчением, которое приходит вместе с последней каплей горечи, переполнившей чашу, и знакомо только пессимисту. Жизнь может сделать много гадостей Герберту Нормену Смиту, но никогда она не застанет его врасплох. Он из тех людей, кто всегда опережает события, кто уже стоит у гроба прежде, чем врач успел покачать головой.

Тем не менее эта коварная суббота сумела нанести ему второй удар, с совершенно неожиданной стороны.

Вернувшись домой, он не застал жены и пообедал один. Дома была только Эдна, но она носилась из комнаты в комнату и старалась не попадаться ему на глаза. После обеда мистер Смит выкурил трубку, поскучал с полчаса и, когда угасавший день послал на Чосер-роуд бледные лучи солнца, вялые, как выздоравливающий больной, вышел погулять. Судьба, которой на этот раз предстояла легкая задача, направила его в Клиссолд-парк, где его ожидал новый удар.

Пятьдесят акров зеленого Клиссолд-парка окружены на протяжении многих миль массой кирпича, черепицы, дымовых труб и каменных мостовых. И посреди этого зеленого оазиса, как будто в доказательство того, что где-то еще существует или по крайней мере существовал некогда зеленый мир лесов, гор и океанов, расхаживают дикие животные и порхают пестрые птицы. Если вы налогоплательщик из Сток-Ньюингтона, вам стоит только пройти квартал-другой, чтобы встретить взгляд блестящих, кротких глаз лани, полюбоваться птицами такого фантастического вида и окраски, что невозможно поверить в реальность их существования на окраине Северного Лондона. Либо они, либо Северный Лондон должны казаться безумным бредом. Вы стоите здесь, вокруг все замусорено скорлупой земляных орехов и грязной бумагой, внутри у вас идет борьба между съеденным сток-ньюингтонским обедом и вашим желудочным соком. И вдруг вы слышите голос джунглей и вас ослепляют зеленые и багряные крылья птиц с берегов Ориноко!

Впрочем, между этими двумя мирами имеются посредники. Один из них остановился рядом с мистером Смитом. Человек с подстриженной седой бородкой, в пыльном котелке.

— Да, — заметил он, поглядывая то на великолепных птиц, то на мистера Смита, то опять на птиц, — я был в тех местах, откуда привезены эти твари. На них там никто и не смотрит, все равно как у нас на воробьев. И они там крупнее и пестрее. Да, я был там, откуда привозят этих птиц.

— Неужели? — спросил мистер Смит. — А когда же? Держу пари, что с тех пор прошло немало времени.

— И выиграете, мистер. Это было сорок лет назад, во времена доброй старой королевы Виктории. Эй вы, пичуги, — это относилось к птицам, — что вы на это скажете? Сорок лет! Вот уже тридцать пять лет я не плаваю на судах, а в те места ездил последний раз лет за пять до того, как навсегда расстался с морем. Последние пять лет мы делали рейсы в северной части Атлантического, а там не увидишь таких красавцев, нет. Туманы да ледяные горы — больше там ничего не увидишь, мистер. Ну, а в старые годы я привозил домой вон такие штучки. Да, да, мистер, я старый моряк. Если не верите, спросите хотя бы у полиции, ей известно все на свете. Верно я говорю, сержант?

Мистер Смит увидел, что к ним подходит его знакомый, сержант Гейли из местного участка, отличный игрок в вист.

— А, мистер Ли! Опять рассказываете небылицы? Ай-ай-ай! Как, это вы, мистер Смит? Сегодня вы оказались его жертвой?

— Ладно, ладно, сержант, — дружелюбно возразил мистер Ли. — Вы сами выдаете свое невежество. Ничего-то вы не видали на свете, да, я думаю, уже и не увидите. Будьте здоровы. — И он побрел прочь.

— Вы его разве знаете, мистер Смит? — спросил сержант Гейли. — Чудной старикашка! У него около Грина лавка подержанных вещей — старой мебели, разных редкостей и всякого хлама. Теперь в лавке торгует его дочь, но хозяин он, и денег у него, старого пройдохи, больше, чем вы думаете. Такой ничего из рук не выпустит, будьте уверены, и ничем не поделится, кроме разве воспоминаний да добрых советов. Это, я вам доложу, тип!