О природе кооперации, порожденной ростом мелкотоварного производства, с одной стороны, и кооперации, привнесенной благими намерениями интеллигенции, – с другой, вызывает неточности в освещении кооперативного строительства. Факт бурного роста кооперативов после революции 1905 года более чем в семь раз) послужил, например, основанием для вывода о том, что практика «вступила в противоречие» с «одним из кардинальных положений кооперативной теории: вопреки тезису об эволюции как главном условии развития кооперации, она получила мощный толчок вперед, в результате революции 1905 года и кооперативная теория должна была вновь делать поправки»[278]. Более прав, очевидно, автор, который видит в скачкообразном росте численности кооперативов после 1905 г. не опровержение эволюционной теории кооперации, а показатель активизации общественного движения в силу желания интеллигенции выйти из «сложившегося после 1905 г. депрессивного состояния»[279].

Действительно массовый характер и политическую направленность кооперативное движение, как и следовало ожидать, приобрело в пролетарских объединениях. Отсутствие же видимых перспектив превращения кооперативов мелких собственников в оплот грядущей революции со всей очевидностью сказалось, в частности, на настроении деятелей кооперации во время 1 кооперативного съезда 16–21 апреля 1908 г. Неслучайно в тезисах доклада В. Г. Громана говорилось: «В области промышленности самыми жизненными производительными кооперативами являются кооперативы, начатые силами и средствами профессиональных союзов или на средства потребительных и кредитных коопераций и союзов»[280].

Не нашла должного отражения в литературе (несмотря на собранный фактический материал) объективная оценка деятельности кооперативных организаций и структур, составлявших часть кооперативного движения и в еще большей степени, нежели низовое звено, оторванных от экономических корней, что придавало им характер общественных и политических образований. Об этом красноречиво свидетельствует «Записка к законодательному предположению о съездах представителей кооперативных учреждений», подготовленная Департаментом полиции к заседанию Совета Министров 20 мая 1916 г.

Вопреки устоявшейся в отечественной историографии чисто положительной оценке деятельности подобных кооперативных структур и организаций, они существовали наряду с собственно кооперацией и брали на себя функции, не свойственные хозяйственным учреждениям; их повседневные труды находились за пределами нужд низовых кооперативов и в большей степени приобретали политическую окраску. В записке Департамента полиции говорилось: «В настоящее время, после неудачи с созданием кооперативных комитетов, способ превращения кооперативного движения в политическое приобретает иную форму: теперь предлагается во главе движения выдвинуть самую кооперацию, хотя бы обрекая ее этим на репрессии, лишь бы кооперативы были вовлечены в политическое движение… Среди вновь возникших повсеместно кооперативных учреждений сгруппировались представители революционных и левых партий, которые верно отвлекают кооперативы от их прямых задач… Революционно и оппозиционно настроенные элементы стремятся использовать в агитационных целях новую в своем существе идею кооперации»[281].

Во время Февральской революции политизация деятельности руководящих кооперативных образований достигла кульминации. «Если бы произвести цифровой учет, – писал видный кооператор В. А. Кильчевский, – какие организации принимали ближайшее участие в устранении этих старых властей, то кооперативные организации, наверное, заняли бы одно из первых, если не первое место»[282]. Исключительно политической проблематике были посвящены II Экстренный кооперативный съезд (11–14 сентября 1917 г.), обсуждавший вопрос о конституировании государственной власти, и III Чрезвычайный кооперативный съезд, занимавшийся выработкой позиции по отношению к выборам в Учредительное собрание[283]. По словам Тотомианца, при Временном правительстве новоиспеченные социалисты превратили собрания и съезды кооператоров «в своего рода политические сборища, в угоду революционерам, часто совершенно чуждым кооперативному движению». При таких обстоятельствах делегированные кооперативами крестьяне, участники этих съездов, «чувствовали себя совершенно растерянными и спрашивали себя, не ошиблись ли они адресом»[284].

О реальной степени влияния деятелей общественного кооперативного движения на членов артелей и товариществ позволяет судить тот факт, что в ноябре 1917 г. на выборах в Учредительное собрание они не были избраны ни в одном из округов. Не прошли такие выдающиеся персоны, как А. В. Чаянов, А. И. Анцыферов, Е. Д. Кускова, А. В. Меркулов. И это при том, что, по оценкам историков, вместе с членами семьи кооператоры низового звена составляли не менее половины населения страны[285]. Такому электорату могла бы позавидовать любая партия.

Особенности отечественного кооперативного строительства, недостаток естественной «питательной почвы» наложили отпечаток на кооперативную теории и идеологию. Кооперативные идеи не рождались из анализа и обобщения практики, а как бы предвосхищали, опережали и стимулировали ее. По большей части кооператорская литература имела политический характер (несмотря на формальное декларирование нейтральности), страдала переоценкой зарубежного опыта и идей, не отвечавших российским реалиям[286]. Несмотря на обилие трудов по кооперативной тематике, создать стройную концепцию ее исторической роли так и не удалось. Внимание исследователей концентрировалось вокруг проблем кооперативного движения, социальных и политических аспектов его развития. Сферу их научного и практического интереса составляли явления, лежавшие «на поверхности» и не требовавшие особого экономического анализа.

При действительном отсутствии в марксистской литературе целостного учения о кооперации (мысль, которую настойчиво проводил Кабанов), вряд ли получится отыскать таковое и у самих кооператоров – теоретиков и практиков, их сочинения зачастую составлены из эклектических или полностью заимствованных из западной литературы идей. Попытки современных историков каким-то образом систематизировать взгляды дореволюционных авторов не дали существенных результатов[287].

Имеющееся в отечественной историографии отражение исторического (досоветского) опыта кооперирования несет на себе характерный отпечаток, наложенный активным вмешательством государства в хозяйственную жизнь страны, насаждением буржуазных отношений, а также давлением оппозиционных политических сил.

Неблагоприятные социально-экономические условия для становления отечественной кооперации, складывавшиеся с середины XIX в., хронологически совпали с общественной реакцией на капитализацию экономики и пролетаризацию масс, оформившейся в значительную социально-политическую силу – кооперативное движение; борьба за справедливое устройство общества получала псевдокооперативную идеологическую оболочку.

В результате того, что внешние потоки общественной активности сливались с народной тягой к кооперированию, в литературе по кооперативной проблематике, как дореволюционной, так и современной, сложилось устойчивое представление о тождестве разнородных по своей природе явлений. Под понятие кооперации исследователи подводят как форму обобществления хозяйств мелких товаропроизводителей, так и общественное движение кооператоров-идеологов с его собственными структурами, просветительские учреждения и низовые объединения «привитые» усилиями государственных чиновников, земств, энтузиастов. Без всяких оговорок к кооперации были причислены учреждения, рожденные все тем же курсом государственной экономической и социальной политики и лишь формально схожие с кооперативными предприятиями.

Ограниченные возможности действительного кооперирования, усеченные вследствие насаждения капитализма, с одной стороны, и, с другой стороны, буржуазно-либеральный характер получившего развитие общественного движения кооператоров создали противоречие, губительно отразившееся и на процессе исторического осмысления этих явлений. Имея в виду, в качестве основополагающих, формальные критерии роста кооперативного движения, многие авторы недооценивают сложность явления и рассматривают реальные результаты развития досоветской кооперации в рамках идеологических шаблонов, как