В подцензурном издании Чернышевский не мог сказать яснее. Речь идет о том, что он намерен был соединить научные основы учения классиков политической экономии с идеями социалистов.

Один из современников и сотрудников Чернышевского писал много позже, уже в начале XX в.: «Невольно приходит на ум мысль, сколько времени и сил потратил этот мыслитель, будучи принужден заниматься такими мелочами, как рецензии на плохие повестушки, в то время как в его голове успели созреть стройные политико-экономические и историко-философские системы, которых впоследствии он не успел развить во всей полноте и которые тем не менее вызвали удивление беспощадно строгого Карла Маркса»[295].

Маркс неоднократно обращался к научному творчеству Чернышевского. В послесловии ко второму изданию первого тома «Капитала» (1873 г.) он отмечает достижения Чернышевского в критике буржуазной политической экономии и называет его «великий русский ученый и критик».

Главным противником, с которым Чернышевский вел борьбу, было крепостничество и самодержавие. Но он страстно верил, что после победы над этим врагом русский народ не пойдет по пути капиталистического развития, а станет на путь социализма. Подобно Герцену он возлагал надежды на крестьянскую общину и стихийно-социалистические основы народной жизни в России. В двух важнейших пунктах воззрения Чернышевского отличались от герценовских. Он был свободен от либеральных иллюзий Герцена и всегда твердо стоял на позициях крестьянской революции и революционного преобразования общины и всей социальной системы России[296]. Он не был в такой мере предан идее «русской исключительности» и считал реальным переход к социализму в странах Запада без посредства общины.

В 1859–1861 гг., в период подъема демократического движения и обострения революционной ситуации, Чернышевский становится признанным идейным вождем революционеров. Искусно обходя цензуру, редактор «Современника» выступает в своих статьях за крестьянскую революцию, за создание в России революционной организации. Чернышевский участвует в создании и распространении прокламаций, в учреждении тайного общества «Земля и воля». Растет популярность Чернышевского среди демократической интеллигенции, но растет и ненависть его могущественных врагов. В июле 1862 г. Чернышевский был арестован и около двух лет провел в Петропавловской крепости до суда и под судом. Обвинение сфабриковали с помощью провокаторов.

Характерный документ представляет приговор сената, судившего Чернышевского. Изложив сомнительные и прямо подложные «доказательства» государственного преступления, авторы приговора раскрывают суть дела: «…Чернышевский, будучи литератором и одним из главных сотрудников журнала «Современник», своею литературною деятельностью имел большое влияние на молодых людей, в коих, со всею злою волею, посредством сочинений своих развивал материалистические в крайних пределах и социалистические идеи, которыми проникнуты сочинения его, и, указывая в ниспровержении законного правительства и существующего порядка средства к осуществлению вышеупомянутых идей, был особенно вредным агитатором…»[297].

Таким образом, продираясь сквозь дебри канцелярщины, не так уж трудно установить, что Чернышевский был осужден за свои идеи, а не за какие-то действия.

Сенат приговорил Чернышевского к 14 годам каторги и вечной ссылке в Сибирь. Александр II утвердил приговор, сократив срок каторги до семи лет. Чернышевский был подвергнут унизительной и нелепой процедуре «гражданской казни» (эшафот, позорный столб, перелом шпаги над головой) и отправлен в Восточную Сибирь.

Кабинетный ученый, человек книжный, по внешности спокойный и мягкий, Чернышевский показал себя в неравном поединке с самодержавием мужественным бойцом. Отделенный от живых каменными стенами Петропавловки и бревенчатыми – сибирских острогов, тысячами верст бездорожья и бдительной охраной, Чернышевский продолжал революционную борьбу и литературную деятельность.

Он был изъят из жизни, в сущности, совсем молодым, 34-летним. Таким он и остался в памяти большинства мемуаристов. Мало кому довелось увидеть его после 1862 г. Н. В. Шелгунов, друг и сподвижник Чернышевского, оставил нам такой портрет: «Чернышевский наружным видом не мог производить особенного впечатления. Небольшого роста, совсем белокурый, с легким оттенком рыжеватости, худощавый, тонкий, нервный, но с приятными, умными, добрыми голубыми глазами. Чернышевский смотрел потупившись, говорил как бы с усмешкой, имел привычку прибавлять «с» – «да-с», «нет-с». Общий вид его был очень симпатичный, влекущий и располагающий… Чернышевский был очень застенчив и скромен в манерах. Львом он являлся только в своих статьях…»[298]. Остается добавить, что Чернышевский с юных лет был сильно близорук и всегда носил очки.

Крестный путь

Л. Ф. Пантелеев, член общества «Земля и воля», автор ценных воспоминаний о Чернышевском и 60-х гг., писал, что его жизнь – это крестный путь. Это древнее евангельское выражение, несущее в себе высокие понятия долга, самоотверженности, героизма, хорошо выражает личность и судьбу Чернышевского.

…Десять лет чудовищного труда, который буквально не оставлял ему времени на сон. Двадцать один год крепости, каторги, сибирской ссылки, ничем не отличающейся от тюрьмы. Шесть лет ссылки в Астрахани и Саратове под полицейским надзором без права на собственное литературное имя. Таковы вехи зрелой жизни Чернышевского.

А ведь это был общительный человек, любивший дружеский разговор, обмен мнениями, шутку и смех!

В тюрьме Александровского завода (Забайкалье) он вел с политическими каторжниками долгие разговоры о политике, философии, истории, политической экономии. Лишь ничтожная часть высказанных Чернышевским глубоких суждений по самым разным проблемам осталась в памяти собеседников. Молодой С.Г. Стахевич, наиболее подробно и квалифицированно записавший эти беседы, рассказывает, что обсуждались такие экономические проблемы: потребление мяса населением в России и в Западной Европе; влияние экономических кризисов на положение рабочих; бумажные деньги и движение цен и заработной платы при их обесценении; производительные товарищества (вроде описанных в романе «Что делать?») и их будущее; отличия фурьеризма и коммунизма; наконец, мнение Чернышевского об экономических трудах К. Маркса. Там говорилось о Фейербахе и его философии, о модной книге англичанина Бокля «История цивилизации в Англии», о том, что произошло бы в России, если бы добрый царь против воли дворянства отдал всю землю крестьянам… Последний вопрос дал повод Чернышевскому набросать целую социальную фантазию, но сказать в заключение: «Дальше не знаю; задача неопределенная, допускающая много разных решений…»[299].

Тюремный университет, продолжающий традиции ссыльных декабристов и предвосхищающий судьбы социал-демократов…

В этой тюрьме у Чернышевского, по крайней мере, были слушатели и собеседники. В конце 1871 г. он был «освобожден» и сослан в чудовищно глухой и безлюдный Вилюйск, где он провел около двенадцати лет почти в полном одиночестве, во всяком случае интеллектуальном. По свидетельству сочувствующего ему военного чиновника, «ссылка эта может вполне считаться продолжением каторжных работ, т. е. увеличением каторжного срока на неопределенное время, уже без всякого суда»[300]. Чернышевский был помещен в «острожке-тюрьме», от которой не имел права удаляться более чем на пятьсот