— Что за роковой день сегодня! — воскликнул Фабиан, в душе которого последняя фраза Диаса не оставляла более места сомнению. — Что же я должен сделать с этим человеком? Вы оба знаете, как он поступил с моим приемным отцом, посоветуйте мне, друзья, что мне с ним сделать? У меня нет уже больше сил, нет решимости! Этот день принес мне слишком много потрясений.

— Неужели негодяй, задушивший твоего отца, заслуживает больше снисхождения, чем благородный гранд, убивший твою мать? — спросил канадец.

— Вашего отца он убил, или кого-либо другого, все равно: этот негодяй вполне заслуживает смерти! — проговорил Диас, вскочив в седло. — Я предаю его в ваши руки, сеньор: поступите с ним, как того требует справедливость!

— Я с глубоким сожалением расстаюсь с вами, сеньор Диас! — сказал Розбуа. — Человек, который как вы является ярым и непримиримым врагом индейцев, был бы для меня желанным товарищем.

— Долг заставляет меня вернуться в лагерь, который я покинул ради несчастного покойного дона Эстебана! — отвечал искатель приключений. — Но есть две вещи в мире, которых я никогда не забуду: это ваше благородное великодушие как победителей, и та клятва, которую я принес вам, — никому не открывать тайны Вальдорадо!

Диас махнул рукой на прощание и поскакал к развилке Рио-Хилы, размышляя о возможности примирить или, вернее, сочетать святость данного слова с заботами о безопасности и успехе экспедиции, начальство над которой он должен был принять после покойного дона Эстебана.

Вскоре охотники потеряли его из вида.

В то время как Диас удалялся, другой всадник, невидимый для наших друзей, тоже направлялся вдоль одного из рукавов реки в мексиканский лагерь: то был Бараха. Последний, под свежим впечатлением низких страстей, заставивших его пожертвовать своим товарищем и решиться на страшное дело, с неудовлетворенным чувством все более и более разгоравшейся в нем алчности к наживе, решился наконец разделить с товарищами добычу и теперь скакал во весь опор за подкреплением, отнюдь не ожидая, что в лагере его встретят огнем и мечом.

Солнце уже поднялось высоко и освещало в долине только Кучильо, с жадностью склонившегося над своей золотой жатвой, и трех охотников, державших совет между собою о судьбе Кучильо. Узнав мнение канадца, Фабиан захотел выслушать и Хосе. Тот высказался еще решительнее.

— Дон Фабиан, вы поклялись вашей приемной матери на ее смертном одре покарать убийцу Маркоса Арельяно. Сдержать клятву — ваш священный долг. Убийца в ваших руках — действуйте! — Заметив смятение в глазах молодого человека, испанец решительно добавил: — Если вам претит это дело, я готов сам взяться за него.

Хосе подошел к живой изгороди, скрывавшей их от бандита, и раздвинул ветви кустарника.

— Сеньор Кучильо, — крикнул он, — на пару слов!

Но бандит, до безумия ослепленный видом искрившегося под лучами солнца золота, ничего не слышал. Его скрюченные пальцы рыли песок с рвением голодного шакала, вырывающего труп.

Только когда его окрикнули в третий раз, он повернул голову и, обратив к Хосе разгоряченное работой лицо с блуждающими глазами, поспешно закрыл инстинктивным движением почти бессознательного недоверия одним концом сарапе набранную им груду золота.

— Сеньор Кучильо, — продолжал испанец с едким сарказмом, которого бандит, впрочем, не заметил. — Я вот услышал полчаса назад от вас одно чрезвычайно мудрое высказывание. Оно меня поразило глубиной мысли и дало самое лестное представление о вас и вашем характере.

— А-а… — пробормотал Кучильо, — вот и этому тоже понадобились мои услуги! Эти люди начинают становиться нескромными… Впрочем, они хорошо платят, надо отдать им должное! — добавил он, утирая лоб, с которого градом катился пот. — Мудрое изречение! — проговорил он уже вслух, небрежно отбрасывая в сторону горсть золотоносного песка, который всюду, кроме только этой долины, составил бы счастье любого искателя золота. — Какое? Я часто говорю несравненно более мудрые вещи и почти не замечаю их. У меня вообще философский склад ума!

— Я вам напомню. Вы сказали: «И что такое, в самом деле, жизнь человеческая! От каких пустяков зависит она? Ведь пятнадцать лет назад я остался жив лишь благодаря тому, что не нашлось поблизости какого-нибудь дерева!» Так вы высказались, сеньор?

— Весьма возможно! — отозвался Кучильо рассеянно. — Я действительно долго предпочитал кусты, но теперь давно уже успел примириться даже с высокими большими деревьями. Да, собственно говоря, почему вы спрашиваете меня об этом? — с нетерпением спросил он.

— Да так, из любопытства, — небрежно уронил Хосе, — а скажите, как это вы так быстро нашли золотую долину, когда мы искали, искали ее?!

— Дело случая! — хладнокровно отвечал бандит с наглой улыбкой. — А может быть, — с лицемерным смирением прибавил он, — и само Провидение указало мне ее: ведь, нужно вам признаться, я думаю пожертвовать все это золото на богоугодные дела!

— Благое дело! — глубокомысленно произнес Хосе, но не мог удержаться от улыбки, тут же замеченной бандитом.

— Во всяком случае, — снова начал он, — каким бы образом я не отыскал долину, все золото теперь мое: я честно заработал его убийством, а, нужно заметить, я не убиваю даром. Впрочем, — продолжал он, видимо, обдумывая что-то, — я не эгоист и готов поделиться с вами своим счастьем. Знаете что? Здесь есть в одном месте громаднейшая глыба золота; ей цены нет! Я дарю ее вам!

— Спасибо! — добродушно отвечал Хосе. — А где находится это сокровище?

— Там, вверху! — проговорил Кучильо, указывая на вершину пирамиды.

— Там, на вершине возле пихт над обрывом? Ах, сеньор Кучильо, укажите, где точно следует искать?

Бандит не очень-то хотел расставаться со своим грузом, но, решив поскорее отделаться от «беспокойного человека», как он мысленно называл Хосе, поплелся на вершину холма. Хосе направился за ним, показав знаком Фабиану и Розбуа, чтобы они по приглашению бывшего солдата взбирались следом.

— Никто не уйдет от своей судьбы, — говорил Хосе догнавшему его Фабиану, — смотрите, этот бездельник глазом не моргнет! Как бы то ни было, но помните, что вы клялись отомстить за смерть вашего приемного отца! Еще тут не расчувствуйтесь!

— Не беспокойся! — твердо проговорил Фабиан, нерешимость которого теперь совсем исчезла. — Пусть и с ним поступят так, как он поступал с другими!

И трое неумолимых людей появились на вершине пирамиды, где Кучильо их уже поджидал.

При виде строгих и суровых лиц тех, кого он имел столько оснований опасаться, в душе Кучильо снова зароились прежние опасения. Тем не менее он старался сохранить свой апломб и не падать духом раньше времени.

— Вот смотрите, видите? — сказал он, указывая на водопад. — Вон там в скале!

При этом он указал рукой на то место, где раньше искрилась та громадная глыба золота, которой овладел Ороче и от которой осталась лишь выемка в скале.