— Полковник, что вы делаете?

— Хочу пройтись босиком по траве. Это лунное великолепие напоминает мне далекие дни в Пруссии, когда жизнь была гораздо проще.

— Вы не можете забыть то, в чем виновата ваша страна.

— Нет, не могу, Равенсбург. Но очень хочется попытаться.

Килиан основательно приложился к кальвадосу и протянул бутылку Люку. Тот покачал головой.

— Да полно вам! Глоток-другой меж победителем и побежденным…

— А, какой из меня победитель!

— Вы завоевали ее, Равенсбург. Мне с вами не потягаться.

Только сейчас Люк осознал, что разговор перешел на Лизетту. Полковник, всегда такой аккуратный, подтянутый и опрятный, сейчас бродил по лужайке босиком, то и дело прикладываясь к бутылке.

— Кстати, ей нравится. — Килиан взмахнул бутылкой. — Кальвадос. Запомните.

— Нет. Он будет напоминать ей о вас.

Килиан снова протянул ему бутылку.

— Равенсбург, давайте выпьем за Париж, за спасение города от гитлеровских пожарищ.

Люк неохотно взял бутылку.

— За это я выпью.

Килиан радостно смотрел, как он подносит бутылку к губам. Крепкая яблочная водка обожгла горло. Люк вспомнил, как пил кальвадос с отцом…

Килиан снова завладел бутылкой.

— Собираетесь напиться?

— И еще как!

— Хотите, чтобы мир узрел полковника Килиана в стельку пьяным?

Килиан загадочно улыбнулся.

— Угощайтесь.

Люк помотал головой. Килиан развернулся, бессвязно выкрикивая что-то навстречу ночи, а потом сделал еще глоток. Похоже, он пил весь день. Действие спиртного сказывалось — он нетвердо стоял на ногах.

— Не хватит ли? — спросил Люк.

— Нет. Я еще не утратил способность думать.

Люк вздохнул и огляделся. Издалека доносились выстрелы. На Елисейских Полях весело шумела толпа. Кто-нибудь из парижан забредет сюда, покинув безопасность родного квартала ради этих благодатных мест, где обычно прогуливались немцы.

В Париж вступали победоносные отряды французов, американцев и англичан, их приветствовали мужчины, целовали женщины. Среди ликования Люка не оставляли мысли о сотнях тысяч погибших мужчин, женщин и детей. Вот и его семья не дожила до этого дня. Франции еще предстоит оплакать людей, уничтоженных фашистами в концентрационных лагерях. Люк встряхнул головой, отгоняя прочь тягостные мысли.

Килиан, закрыв глаза, медленно кружил по лужайке.

— Полковник, нам пора.

— Никогда мне уж не танцевать, — с трудом выговорил тот. — Никогда не обнимать женщин…

Он повернулся, собираясь добавить что-то еще, и в этот миг Люк краем глаза заметил какое-то движение сбоку. Из-за поворота на дорожку выбежала стайка юнцов, жаждущих затеять драку.

— И что это у нас тут? — поинтересовался подросток лет пятнадцати, с совсем еще детским лицом и копной черных волос. В руке он держал револьвер.

Люк обвел всю компанию тяжелым взглядом. Вооруженный паренек, похоже, был самым старшим. Его спутники отчаянно трусили и нервно поглядывали на бравого предводителя.

— Все в порядке, ребята. Только без неприятностей, идет? — решительно заявил Люк, вскидывая руки, чтобы продемонстрировать, что он не вооружен.

— Да это ж нацист! — завопил один из юнцов.

— Нет, ничего подобного! — поспешно возразил Люк. — Разве я похож на нациста? Я сам из маки! — Хорошо, что он не забыл сегодня приколоть значок маки — двойной крест. Он торопливо отвернул воротник. — Вот, смотрите, я такой же француз, как и вы.

— Мы про него говорим! — крикнул парень с револьвером.

— Про него? Не глупи! Он снял этот мундир с фрица, которого сам же и убил. Гляньте, чего мы стащили. Хотите?

Слова Люка не убедили мальчишку, но бутылка притягивала.

— Дайте им бутылку, — шепнул Люк Килиану.

Полковник, вынырнув из мира расплывчатых грез, начал осознавать происходящее. Он выхватил пистолет, взвел курок и наставил оружие на мальчишек.

— Руки прочь от моего кальвадоса, — произнес он. По-немецки.

Юнцы испуганно отшатнулись. У вожака тряслись руки.

— Ты хоть стрелять-то из этой штуки умеешь? — спросил его Килиан по-французски.

— Да он бош! — завопил тот.

— Да, юноша, именно, — прорычал Килиан. — А вот он — нет. Мой спутник. Он ровно тот, кем представился. Верный француз. Отважный партизан. Поймал меня и привел сюда — надо полагать, чтобы тут и прикончить.

— Это правда? — спросил юнец.

Остальные попятились. Глаза Килиана горели опасным огнем, а дуло пистолета уставилось мальчишке в сердце. Нет, полковник не промахнется.

— Как тебя звать? — спросил Люк дрожащего вожака.

— Дидье, — ответил кто-то за него.

— Опусти револьвер, Дидье, — мягко попросил Люк. — Я потом все объясню.

— Ты соврал? — выкрикнул Дидье. — Ты партизан, а он фриц?

— Дидье, я тебе сейчас все докажу, — с неожиданной рассудительностью вмешался Килиан.

Он резко развернулся к Люку и без предупреждения выстрелил.

Люк рухнул на землю.

Юный сорванец ошеломленно застыл.

— Ну что, Дидье, ты готов пустить эту штуку в ход? — продолжал Килиан. — Или ты такой же трус, как и все французы, позволившие нам захватить вашу страну?

Полковник нарочно дразнил мальчишку.

— Килиан, не смейте! — прохрипел Люк, морщась от резкой боли, пронзавшей грудь. Он сам еще не понимал, куда именно ранен. Сейчас его это не волновало.

Полковник не обратил на него внимания.

— Ха, горстка подлых трусов! — выкрикнул он. — Ждете, пока американцы с англичанами вас спасут. Даже с пистолетом в руках вы ни на что не способны…

Дидье нажал на курок. Люк завопил от отчаяния. Килиан упал на землю рядом с ним. Мальчишки с визгом бросились наутек и скрылись в ночи.

Люк судорожно огляделся: помощи ждать было неоткуда. Луна скрылась за тучами, лужайку окутала мгла.

Пуля прошла навылет, через плечо. Люку было больно, из раны хлестала кровь, но он думал только о Килиане. Обвинит ли Лизетта его в случившемся? Люк переполз неровную тропинку и подобрался к недвижно лежащему на земле полковнику.

— Килиан!

— Больно, черт возьми! — простонал он.

— Зачем вы это сделали?

Килиан слабо засмеялся.

— Мне хотелось всадить в вас пулю с той самой минуты, как я увидел фотографии, на которых вы целовались с Лизеттой.