Суворов и в Австрии, и в Северной Италии, дожидаясь подхода русских корпусов, не терял времени — прокладывал маршруты движения войск, просил адмирала Ушакова придвинуть флот в Адриатику, собирал старых боевых товарищей (даже вызвал из отставки славного кавалериста Карачая), знакомился с войсками и учил их воевать. Впереди себя он послал русских и вызвавших его доверие австрийских офицеров для ускоренного обучения союзников наступательному, особенно штыковому бою развернутым строем и колоннами. Результаты учебы он проверял сам.

Суворов ввел у австрийцев свой шаг в аршин, в захождениях (когда одно крыло должно идти быстрее другого) — полтора аршина. Он допускал наступление в 2 линии, но рекомендовал «стремительную атаку» в одну хорошую линию с небольшим (в 1/8 часть войска) резервом. Фельдмаршал требовал решительного сокращения обозов (русские вообще перешли с телег на вьючных лошадей) и самостоятельных действий артиллерии. «Конная артиллерия стреляет, смело наступая, совершенно независимо от направления линий». Приказал, кроме обычной пальбы плутонгами, выделить в каждом пехотном взводе по 4 стрелка: «Они вольны стрелять когда хотят, даже выбегать вперед».

Замуштрованные, но в целом разумные и храбрые австрийские солдаты вскоре перестали удивляться постоянным, ежедневно по несколько раз проводимым сквозным атакам «пехоты на пехоту, кавалерии на кавалерию, кавалерии на пехоту, пехоты на кавалерию», пехоты на пушки. Команды, которые употреблял Суворов, были привычными, строевыми. Новая была одна: «Марш, марш, в штыки, ура!» Под крики «Ура!» офицеры кричали: «Коли!»

В 80 саженях от больших вражеских орудий — дистанция «хорошего картечного выстрела» — пехота должна была пробежать 15–30 сажен вперед, «чтобы картечь летела сверх головы. То же самое начинать с 60 сажен или 180 шагов перед полковыми орудиями. Последние 60 шагов от неприятельского фронта, то есть расстояние верного ружейного выстрела, пробегают со штыками, колют, кричат: “Vivat Franz!”, а обер- и унтер-офицеры: “Коли, коли!”» Кавалерия обязана была пролетать опасные огневые черты карьером.

При тренировке одна часть войска стояла на месте, изображая обороняющихся. Она открывала действие пушками, с 60–80 шагов палила залпами — все по русскому и австрийскому уставам. Но когда противник приближался на 30 шагов, стоящая армия сама бросалась в штыковую атаку! «Штык держать крепко, — приказывал Суворов, — правой рукой, а колоть с помощью левой», конников и пеших — по-разному. «При случае не мешает и прикладом в грудь или по голове».

Старые кавалеристы знали, что кавалерия, как бы ни стреляла, не может сдержать атаку вражеской конницы, стоя на месте. Единственный способ остановить и сломить врага — в любом случае атаковать строем в карьер. Новым в их обучении Суворовым стало начало быстрого аллюра перед чертой эффективного огня картечью. Для них стали внове большие, на целый день маневры всех родов войск, в обстановке, предельно близкой к боевой. Суворов приказал не жалеть сил, но «беречь лошадей: человек лучше отдыхает».

Александр Васильевич не скрывал от союзников ни одного «таинства» своей «Науки побеждать». «Быстрота и натиск — душа предстоящей войны, — учил Суворов австрийцев на немецком языке. — Бегущего неприятеля истребляет одно преследование. Победителю прилично великодушие».

«Когда неприятель бежит, — объяснял Суворов австрийцам, не раз бежавшим от французов, — то его провожают ружейным огнем. Он не стреляет, не прицеливается, не заряжает. Много неудобств спасаться бегством! Когда же за ним штыки, то он еще реже стреляет. А потому не останавливаться, а ускорять его бегство штыками!»

«Итальянская армия, — писал фельдмаршал, — обязана большей частью своих побед быстрому наступлению и сомкнутым атакам в штыки. А потому все господа генералы должны на каждой дневке упражнять вверенные им войска в действиях такого рода».

Особое значение имела стремительность маршей. «В походе идти рядами, потому что для нижних чинов это легче и удобнее, — рекомендовал Суворов. — На каждую немецкую милю (7420 м — Авт.) час отдыха. А если весь переход мили в 31/2 до 5 (26–37 км — Авт.), то подъем в 2 часа утра. Вьючные лошади с котлами и мясом посылаются вперед, чтобы люди могли получить пищу, необходимую для поддержания их сил».

Только на расстоянии пушечного выстрела от неприятеля «солдаты берут ружья под приклад и идут в ногу, потому что это единственное средство наступать скоро». Строиться надо в 1000 шагах от неприятеля. На 300 шагах можно стрелять. В 200 шагах солдаты, идущие с музыкой и распущенными знаменами, по команде «Марш-марш!» ускоряют шаг, а в 100 шагах — «бегом бросаются на неприятеля в штыки с криком «ура!» (виват!). Неприятеля надо колоть прямо в живот, а если который штыком не проколот — то прикладом его».

Во время учений, где неприятеля может обозначать забор или плетень, перед ним следует скомандовать «стой» и выровнять строй. «Быстрота равнения есть душа армии на местности пересеченной; надо упражнять в этом войска как можно чаще».

Обучая солдат, и командиры должны учиться. Прежде всего — «везде расчет времени». Время надо беречь. «В переписке между начальниками войск следует излагать настоящее дело ясно и кратко, в виде записок, без больших титулов. Будущие же предприятия определять вперед за сутки или двое».

По мысли Суворова, абсолютно все должны понимать смысл своих действий. Свойственное старым армиям убеждение, что «я начальник — ты дурак», один командует, другой слепо подчиняется, следовало искоренить. Каждый, от генерала до солдата, должен знать о целях своего войска достаточно, чтобы принимать осмысленные решения в бою.

«Не довольно, — внушал Суворов, — чтобы одни главные начальники были извещены о плане действий. Необходимо и младшим начальникам постоянно иметь его в мыслях, чтобы вести войска согласно с ним. Мало того: даже батальонные, эскадронные, ротные командиры должны знать его по той же причине; даже унтер-офицеры и рядовые. Каждый воин должен понимать свой маневр (выделено мной. — Авт.). Тайна есть только предлог, больше вредный, чем полезный: болтун и без того будет наказан. Вместе с планом должен быть приложен небольшой чертеж, на котором нет нужды отмечать множество деревушек, а только главные и ближайшие места, в той мере, сколько может быть нужно для простого воина; притом нужно дать некоторое понятие о возвышениях» (Д IV. 24).

Суворов высоко ценил военную тайну. В документах Итальянской кампании он пишет о ее сохранении достаточно. Но скрытость намерений от противника и неведение о них своих офицеров солдат в том, что им предстоит исполнять — две большие разницы. Сам он с первых же дней в Италии получал детальные сведения о военных силах французов, сначала только на севере, до Флоренции и Луки, а затем практически по всей стране. Едва войдя в Италию, он уже силой разума освободил ее. Противопоставить этой неодолимой силе противник ничего не мог.

Прибыв в Италию 3 апреля 1799 г., Суворов принес войскам веру в победу. Русские солдаты учили трудные словечки, коими французы просят пардону, чтобы невзначай не прибить желающих сдаться. Офицеры, и так владевшие языками, усваивали главные идеи победоносной кампании.