Черная ведьма была мертва окончательно и бесповоротно, ее голова разбилась о камни патио, как яичная скорлупа. Счастливый случай избавил мою маму от такой же судьбы. Она приземлилась на Тельму Брикман. Покидая этот мир, Черная ведьма почти искупила свои злодейства. Она смягчила падение моей мамы. Доктор назвал это маленьким чудом.

Я сидел у ее кровати уже много часов, когда в палату вошел Альберт. А вместе с ним Моз, Эмми и сестра Ив. Увидев их, я не мог сдержать слезы.

– Как?.. – попытался спросить я.

Альберт опустился на колени и утешающе обнял меня одной рукой за плечи.

– Мы наконец заставили Джона Келли проболтаться и приплыли по реке на «Огне» так быстро, как Тру смог его разогнать.

С порога раздалось:

– К счастью, река была полной и чистой.

Трумэн Уотерс сунул голову в дверь, и я увидел, что Кэл вместе с ним.

Я посмотрел на сестру Ив с некоторым замешательством:

– Вы их нашли?

– Они нашли меня. Так же, как ты. Все эти плакаты, которые Сид настаивает расклеивать повсюду, куда мы приезжаем.

– Она отвела нас в дом к тете Джулии, – объяснил Альберт. – Тамошние женщины направили нас сюда. – Он посмотрел на тетю Джулию, которая лежала так неподвижно, как будто уже умерла. – Я боялся, что мы не успеем.

– Мне надо столько всего рассказать вам, – сказал я.

В палату протолкалась медсестра и потребовала, чтобы все вышли.

Эмми положила ладошку на мою и сказала:

– Но он наш брат.

В итоге медсестра выгнала Кэла и Тру, но разрешила остальным остаться.

Я рассказал им все. Когда я сказал правду о своем происхождении, то внимательно следил за лицом Альберта и не увидел удивления, как ожидал.

– Ты знал, что мы на самом деле не братья?

– Я думал об этом время от времени. Ты просто появился однажды. Мне было всего четыре года, откуда мне знать? Но теперь я понимаю, почему иногда ты меня бесишь.

Я не засмеялся.

– Послушай, Оди, ты огромная часть всех моих воспоминаний. Ты мой брат. И к черту все остальное. Я так тебя люблю, что иногда это меня убивает. Ты будешь моим братом до самой смерти.

Моз шагнул ближе и показал: «И моим».

Эмми улыбнулась и сказала:

– И моим. Мы всегда будем четырьмя Скитальцами.

Они по очереди сидели со мной, пока я дежурил у маминой постели. Однажды, когда мы были вдвоем с Альбертом, я рассказал ему о том, что мы обсуждали с сестрой Ив про Эмми и ее припадки.

Он посмотрел на меня как на сумасшедшего.

– Хочешь сказать, что она помешала твоей пуле убить Джека? И змеиному укусу убить меня?

– Подумай. Для этого потребовалось всего лишь чуть-чуть изменить обстоятельства. Доля дюйма, чтобы пуля не попала в сердце Джека. Немного лишнего времени для тебя, чтобы успели довезти противоядие.

Он поразмыслил над этим.

– У нее случился припадок на «Огне» по дороге сюда. Когда он закончился, она сказала: «Теперь она не мертва». Я спросил ее, кто не мертва, но она просто уставилась на меня, ты знаешь, как будто на самом деле ее там нет. Потом она заснула. Я понятия не имел, что она имела в виду.

– Легкий поворот тела Тельмы Брикман во время падения. Этого хватило. – Я накрыл ладонью мамину руку. Я чувствовал в ней жизненные токи, хоть и слабые. – По крайней мере это дало ей шанс. И вот еще что. Черная ведьма знала про Эмми и ее припадки. Она рассказала, что у Эмми случился один, когда она жила у Брикманов.

– Она сказала, что видела Эмми?

– Не совсем, но я думаю, это был я и ДиМарко в карьере. Когда я упал, то приземлился на маленький выступ у самого края. Он был не большой, но этого хватило, чтобы я не полетел вниз.

– То есть ты хочешь сказать, что Эмми устроила тот скальный выступ?

– Или просто поместила меня туда, где он оказался прямо подо мной. Если бы я сместился хоть немного вправо или влево, я бы не попал на него.

Мгновение он обдумывал это, а потом сказал:

– Если бы она видела будущее, она бы увидела приближение торнадо. Почему она не сделала ничего, чтобы спасти мать?

– Не знаю. Может, она пыталась, но не смогла. Может, торнадо был слишком сильным для нее.

Он покачал головой.

– Ты понимаешь, как безумно все это звучит?

Я видел, как его инженерный ум пытается принять возможность того, чего никогда не смогут доказать математические расчеты. И, по правде говоря, он никогда не признавался мне, что верит во все, что я рассказал ему про Эмми. Но, должно быть, той ночью он видел отчаяние на моем лице, потому что сказал:

– Что бы ни случилось, Оди, мы всегда будем друг у друга. Мы всегда будем братьями.

Сестра Ив сидела со мной. Прошло уже почти два дня с ее первого визита в больницу. Состояние моей матери не изменилось.

– Я молюсь, – сказал я. – Я молюсь всем сердцем. Не похоже, чтобы это помогало. Как думаете, есть хоть какой-то шанс, что у Эмми случится один из ее припадков?

Сестра Ив улыбнулась.

– Оди, она не совсем понимает дар, который ей дан. Пока. Когда-нибудь она поймет. Я бы хотела помочь ей в этом, но решать ей.

– Может, вы просто ударите меня по голове и я тоже получу какой-нибудь дар? Который поможет моей маме.

Она опять ласково улыбнулась:

– Не думаю, что это так работает. И у тебя уже есть дар.

– Какой дар?

– Ты рассказываешь истории. Ты можешь создавать мир по желанию своего сердца.

– От этого он не станет правдой.

– Может быть, Вселенная – это одна большая история, и кто сказал, что ее нельзя изменить во время рассказа?

Я хотел верить ей и поэтому представил, как моя мама наконец очнулась. Ее глаза медленно открылись, и она повернула голову на подушке. Когда она увидела меня, ее лицо просияло и она прошептала:

– Одиссей, Одиссей. Родной мой сынок.

Сквозь время и пространство течет река, широкая и неведомая, поток духа, являющегося основой всего сущего, и каждая молекула нашего тела является его частью. И что есть Бог, как не вся эта река?

Оглядываясь на лето 1932 года, я вижу мальчика, которому нет и тринадцати и который изо всех сил пытается определить, что такое Бог, загнать эту реку в рамки и придать ей понятную для себя форму. Как и многие до него, он вертел ее и так, и этак, но она все равно не поддавалась его логике. Я бы хотел иметь возможность обратиться к нему и по-доброму сказать, что рациональность тут не годится, что бессмысленно ругаться на сложности поворотов этой реки и что не надо беспокоиться о том, куда его принесет течение. Признаюсь, что, даже прожив больше восьмидесяти лет, мне до сих пор не удалось разгадать эту тайну, не доступную человеческому пониманию. Возможно, самой важной истиной, которую я усвоил в жизни, было осознание: если отдаться на волю реки и принять свой путь, обретешь покой.