– Вот только не надо про таланты, – перебил Винченцо. – И про то, как я зарыл их в землю.

Он встал, вышел из комнаты, из дома. Хлопнул дверью – оставил Таню одну.

Куда ему было идти? Без паспорта, который, конечно же, давно у полиции, Винченцо был никто. Разговор с Таней не улучшил ему настроения. И то была не та неуверенность в собственных силах, что всю жизнь преследовала его мать, не страх оказаться недостаточно хорошим для этой жизни. Винченцо изводил не страх, а отчаяние. Он будто явился в этот мир, как на театральное представление, опоздав к его началу. И хотя у него имелся билет, все места в зале уже были заняты.

К ужину Винченцо вернулся домой. О детях они с Таней больше не говорили. После вечерних новостей – Джованни привез немецкий телевизор – показывали документальный фильм про Вьетнам.

Вьетконговцы почти у Сайгона, американская армия почти разгромлена. Всюду царил хаос. Американцы вывозили из страны сирот. В чреве огромного самолета, доставлявшего во Вьетнам вертолеты и танки, летели сестры милосердия с сотнями маленьких детей. За океаном сирот предполагалось разместить в приемных семьях. Babylift – вот как называлась эта операция.

Первый самолет потерпел крушение вскоре после старта. Сто пятьдесят пять погибших, половина – дети.

Винченцо охватила ярость. Он так проклинал американцев, что Джованни пришлось выключить телевизор. Таня недоумевала: с чего это ее приятель так раскипятился?

– Война закончилась, Винченцо.

– Ничего не закончилось! – кричал он. – Кто дал им право вывозить детей? Что с ними станется лет через двадцать?

– Но это сироты, Винченцо. В Америке им было бы лучше.

– Убийцы! Похитители младенцев! Какого черта они вообще делали во Вьетнаме?

– Во Вьетнаме коммунисты, – заметила Розария.

– И что, они пожирают детей?

– Да ты хоть знаешь, сколько детей погубил Сталин? – не выдержал Джованни.

– Перестаньте ругаться! – Это вмешалась маленькая Мариэтта.

Винченцо бросил вилку с ножом и выскочил из-за стола. Таня осталась сидеть.

Позже Джованни повздорил с Розарией. Он хотел забрать дочь, чтобы она пошла в школу в Германии.

– Здесь она среди своих, – возразила Розария.

– Здесь учителя – ослы, – ответил Джованни. – Чему они могут учить детей, если сами ничего не видели, кроме этой дыры?

– Но я устала от бесконечных разъездов, Джованни. Малышка тоже. Она должна знать, где ее дом.

– То есть мне бросить все, чего я добился в Германии?

– Ты оторвался от корней, Джованни. Я буду ждать тебя здесь.

Джованни уехал в Германию, один. На острове задул африканский сирокко, жара стала нестерпимой. На зубах явственно скрипел песок. У Тани созрел новый план. Коль скоро она застряла здесь, то глупо терять время, надо заняться докторской диссертацией. Мир можно перевернуть не только оружием, но и словом.

Таня отыскала в лавке местного торговца рухлядью старенькую «Оливетти», выписала через товарищей из Германии нужную литературу. Одна из мюнхенских подруг прислала ей литеры с немецкими буквами, Винченцо ловко вмонтировал их в машинку. Кабинет Таня устроила на террасе, где Розария сушила белье.

С тех пор дом жил под неумолчный стук пишущей машинки. Каждое утро, не успевало между облаков проглянуть солнце, Таня уже сидела на террасе – в бикини и темно-коричневой шляпе, которую бог знает где обнаружила в доме. Ее носил в свое время отец Розарии. Кончетта неоднократно требовала от Винченцо образумить подругу. Siamo una buona famiglia![145] Что бы она там ни выстукивала, ей следует делать это внутри и прилично одевшись, а не выставлять свои прелести на всеобщее обозрение.

Разумеется, увещевания не возымели действия, совсем напротив. Они лишь вдохновили Таню на борьбу против отравленного патриархальными предрассудками общества. Бикини стало ее политическим манифестом. То, что Винченцо называл уважением к семейным традициям, Таня понимала как ложь и лицемерие, несовместимые с настоящей жизнью. Винченцо ценил свободолюбие подруги, ее интеллект и умение постоять за себя. Поэтому защищал Таню от родных, но и родных он защищал от Тани.

Хоть так он мог ощутить себя ее мужем и покровителем. В остальном же Таня заботилась о себе сама. Каждый вечер она перемалывала зерно на старой кофемолке и замачивала его на ночь, чтобы наутро, к изумлению и ужасу итальянок, смешать с фруктами и миндалем, которые набирала в саду. Маленькая Мариэтта с особенным интересом изучала сырое месиво, которое ежедневно на завтрак поглощала немецкая гостья. Не из-за этих ли «мюсли» – никто на острове прежде не слышал этого слова – немцы выше сицилийцев? А Мариэтте хотелось быть высокой, очень высокой.

Мать Розарии, напротив, полагала, что съедать на завтрак столь тяжелую пищу, да еще в таком количестве, – верный способ испоганить себе желудок. Поэтому по-прежнему довольствовалась с утра чашкой эспрессо с двумя ложечками сахара.

Осень выдалась необыкновенно ранняя. Из Палермо прибыл дон Калоджеро, отец Кармелы, – проследить за сбором урожая на виноградниках. Розария попросила его привлечь к работе Винченцо, но полевая страда оказалась недолгой. Слишком мало лоз уцелело после нашествия виноградной вши.

Производство благородной «Мальвазии», жидкого золота острова, не одну сотню лет составлявшего его славу и богатство, давно уже ограничивалось лишь несколькими крестьянскими дворами. И дело было не в том, что секреты древнего искусства оказались забыты. Просто крестьяне, без современных технологий виноделия и организации производства, не могли продвинуть свое вино на серьезном рынке. А потому темная нефильтрованная жидкость, даже не разлитая по бутылкам, не покидала архипелаг, добираясь разве что до Липари и Фуликуди.

Винченцо старался как мог, но дон Калоджеро быстро понял, что толку от такого работника чуть. Парню бы с новой техникой возиться, а не топтать виноград босыми ногами вместе с женщинами.

В ноябре, когда над островом пронеслись первые бури и вдоль улиц побежали потоки дождевой воды, Винченцо взялся утеплять дом на зиму. Целыми днями он пилил, строгал и орудовал молотком, подновляя отсыревшие окна. В Германии тем временем начался процесс против группы Баадера – Майнхоф, Вики Леандрос[146] звучала из всех радиоприемников, а Ники Лауда стал победителем «Формулы-1».

Рождество отмечали в компании стариков, потому что Розария с дочерью уехали в Мюнхен. Дуло из всех щелей. Паромное сообщение с большой землей приостановилось из-за штормов. Чертово море! Таня не ожидала от южной зимы такой суровости.