Зверь рухнул на задние лапы, задрожал всем телом, поднялся. Невероятно живучая тварь не собиралась сдаваться.

– Да сдохни, мразь! – быстро шагнув вперед, челнок со всей дури врезал зверю каблуком по кровавой рытвине, в которую превратилась глазная впадина. Упырь пошатнулся, и Фёдор, снова передернув стволом, всадил последний заряд в и без того обезображенную картечью морду.

Упырь устоял. На самом краю проема, но устоял. И снова раскрывал ужасающую пасть, чтобы атаковать.

– Ну ты и сука! – тоскливо выругался Фёдор, глядя на упыря. – Да и хрен с тобой!

Он быстро шагнул к Кирпичу, вырвал из его ладони гранату, а затем вдруг прыгнул на зверя, тараня его собственным плечом. Низкое горловое рычание, быстрый взмах лапой…

И зверь потерял равновесие.

Они рухнули в проем вместе. Взрыв прозвучал как-то несерьезно – гулкий хлопок, визг осколков и облако взметнувшейся бетонной пыли.

Но рычание наконец оборвалось.

На изуродованный труп смертника, наполовину зарывшийся в снег и истекающий кровью рядом с входом, Грешник даже не взглянул. Ворвавшись внутрь вместе с метелью, сбросил осточертевшие лыжи, откинул капюшон куртки, стащил и отшвырнул маску и перчатки, проверил оружие. Ничто не должно мешать в предстоящей схватке. Не глядя Поляков нашарил пятерней на стене выключатель и врубил тусклый свет. И не дождавшись, пока его зомби, покорно повторявшие все действия хозяина, закончат скидывать лишнюю одежду и снаряжение, устремился в широкий прямоугольный проем в бетонному полу, ведущий вниз по лестнице. До опалы этот путь он проходил тысячи раз, больше, чем кто-либо другой из затворников, и теперь ноги несли его сами.

Всплеск боли Фионы ожег снова, заставив споткнуться на ровном месте.

Что же ты там с ней делаешь, ублюдок…

Зарычав от ярости, Грешник побежал, перескакивая через ступеньки, проскакивая отрезки коридоров, сворачивая в нужных местах. Зомби, топоча, тянулись за ним, как привязанные. Управлять ими сознательно больше не требовалось – теперь его желания стали их желаниями без остатка, полностью вытеснив потухший разум.

Через минуту они добрались до лестницы, ведущей еще ниже, и спустились в жилой сектор. Здесь группу вторжения поджидала еще одна стальная дверь, защищавшая шлюзовую, и она, как и наружная, тоже была сработана на совесть. Что ж, можно повторить уже удавшуюся схему.

Грешник оглянулся на новокузнецких, сгрудившихся за его спиной, – выбрать новую жертву.

Именно это его и спасло. В одно мгновенье он выхватил горящий ненавистью взгляд следопыта, стоявшего среди братков и целящегося в него из автомата. «Батарейка» рвалась умереть? Пусть так и будет! Сергей поймал взгляд Горелки своим, сразу вспомнив противоборство с Хомутом. Тогда все прошло гладко, хотя и стало неожиданностью для него самого. Тогда он осознал свою силу. А теперь ее поймет до конца этот чертов упрямый мужик!

Горелка все еще пытался выстрелить снова, отчаянно желая разрядить в него весь магазин, но уже не мог. Мышцы больше его не слушались, а руки против воли опустили автомат стволом в пол. Он задрожал от напряжения, поняв все гораздо быстрее, чем Хомут, ведь у него уже был опыт «общения» с Грешником. Ненависть в его глазах плавилась под натиском обреченности, перерастая в смертельную усталость, но следопыт не сдавался, продолжал бороться. Такого сопротивления Грешник в своих жертвах еще не встречал, и это его сильно озадачило. Какого черта… Горелка что, обрел зачатки иммунитета, когда он не добил его тогда, возле шилоклювов, не сожрав его полностью?!

Жилы на висках следопыта вздулись, лицо налилось кровью, глаза потемнели, наполняясь туманом лопающихся кровеносных сосудов. Рыжий гребень на бритом черепе торчал дыбом, словно у боевого петуха. Собрав всю свою волю, Горелка снова начал поднимать ствол автомата. Вместо того, чтобы влить новые силы в Полякова, он отнимал их самим противоборством. И почему-то уже не получалось вытянуть из него жизненную энергию, как там, возле трупа шилоклюва. Только голова от этой молчаливой схватки разболелась еще больше. Жаль…

Стоявший рядом с Горелкой зомби выхватил нож и дважды ударил в основание шеи следопыта, выше края броника. Третьего не потребовалось – Горелка тяжело осел на нижнюю ступеньку лестницы. Руки его безвольно опустились, выронив оружие, ненависть в глазах потухла, и он завалился набок. Черт, прямо зауважаешь поневоле, не характер – кремень. Вот тебе и обычный мясник с продовольственного рынка…

Как же невыносимо трещит башка! Стучат молоточки в висках, стучат, долбят в череп назойливо, изматывающе, и лучше не становится. Пора бы принять «лекарство», но уже нет «батареек» под рукой…

Грешник оглядел остальных братков налитыми кровью глазами, сдерживая рвущуюся наружу злобу. Но пятеро оставшихся в живых, включая и исполнителя его воли, никак не отреагировали на отчаянную борьбу бывшего товарища. Так и стояли истуканами с постными лицами, уставившись перед собой ничего не выражающими взглядами. Пусть бы только посмели… И все же превращать зомби в смертников – плохая идея, их осталось слишком мало. Придется поберечь…

Боль дочери, пронизав бетонные стены подземелья, настигла и ударила наотмашь, заставила отшатнуться, вспомнить, зачем он здесь. «Развлекаешься, Паша… Погоди, я уже близко». И он почувствовал что-то еще. Поляков мстительно оскалился, поворачиваясь лицом к двери. Так и знал, что в Убежище тоже есть носители заразы! Да и как им здесь не быть, ведь все началось именно в этом проклятом богами и людьми месте. Что ж, это очень, очень кстати. Не все же Храмовому развлекаться по полной программе. Взрывать дверь не придется, проблема с проникновением решилась на диво просто.

Сергей закрыл глаза и будто увидел их наяву – трех охранников в помещении за внутренней шлюзовой дверью. И один из них – дрожащий огонек, блуждающий во тьме. Теплый маячок, искушающий его крепнущий голод. Грешник лишь подумал, что хорошо было бы глянуть его глазами, как тогда, в бреду, он смотрел глазами сына Храмового – и перспектива тут же сместилась, увлекая его «я» в помещение за шлюзами. Легкая дезориентация длилась всего несколько секунд, затем его новое восприятие устаканилось. Охранники стучали костяшками домино по крышке приспособленной под игральный стол тумбочки, убивая вахтенное время привычным способом. Тот, в которого он вошел, – Толян, в этот момент смеялся дежурной шутке другого. Поперхнулся, ощутив в себе чужака, но воля Полякова мгновенно заморозила его страх, подчинила тело. Охранник оказался подслеповат, но это уже мелочи. Под удивленными взглядами приятелей он отложил фишки, встал, поднял со стола автомат и передернул затвор. Обвел помещение задумчивым взглядом. Следы недавней драмы, разыгравшейся здесь, отпечатались на всем, никто не пытался проводить в караулке капитальный ремонт. Дверной проем выгоревшей дотла бытовки просто заколотили обгоревшим пожарным щитом, но черные языки тянулись от обуглившегося косяка по стенам и потолку, вспучивая краску и все еще источая едкий запах гари. Инструменты со щита свалены в углу: топор и ломик, сослужившие хорошую службу, лежали в общей куче. Ближе к выходу из дежурки – следы крови на полу. Трупы, конечно, убрали, но кровь замыли небрежно, не особенно старались.