— А-а-а-а-а, — тут же услышал он свой крик.

«То есть я падаю, действительно падаю, — бессильно признался он себе, до конца не веря в этот кошмар. — Стоп! Где-то это уже было… долго падать в тоннель. — Не успев сообразить — где, подполковник МВД в отставке услышал догоняющий его, легкий свист. Вместе с ним появился и бледно-желтый мерцающий свет. — Я падаю не один», — только подумал он, как перед его взором очутилась большая керосиновая лампа.

— Ухх, слава Богу, слава Богу! Сон, бред, как угодно… точно сон, керосинка — точно сон! — радостно заорал он, стараясь не обращать внимания на то, что отчетливо слышит свой голос. А лампа тем временем продолжала падать рядом с ним, весьма сносно освещая пустое пространство вокруг. Вернее, пространство, которое казалось ему пустым.

— Ну конечно же, сон, господин полковник. Неужели вы, офицер Министерства внутренних дел Российской Федерации, пусть даже и в отставке, можете поверить в эдакой бред? — отчетливо услышал Васютин вкрадчивый голос, звучащий сквозь шелестение ветра. Падая плашмя, словно опытный парашютист, он смотрел вниз, пока не появилась лампа. Теперь же, еще раз облегченно подумав, что все это лишь иллюзия, вызванная потерей сознания, он выгнул шею, стараясь посмотреть вперед и по сторонам. Лампа вдруг засветилась чуть ярче…

И тогда он разом увидел своего компаньона по затяжному прыжку. Это зрелище принесло ему окончательное успокоение, твердо убедив в том, что лежит он себе без сознания рядом с пакетом картошки или уже некоторое время назад помер, но уж точно никуда не падает. Потому что падать в компании с благообразным джентльменом в безупречном сюртуке, сидящем на кресле-качалке и придерживающем развевающийся плед, — это уж слишком. Такого ни в каком фантоме быть не может, а только в закоулках его истерзанного последними событиями воображения.

— Я вас знаю? — прокричал ему сквозь гул воздушного потока Васютин.

— Мы были представлены друг другу, когда вы были еще совсем ребенком, — ответил джентльмен, слегка покачиваясь в кресле.

— Простите, но я, наверное, забыл.

— Не стоит просить прощения за такую малость. Извиниться было бы к месту, а вот просить прощения…

— Извините! — прокричал Кирилл.

— И если уж извиняетесь, не стоит так сильно орать.

— Но ветер… — попытался оправдаться Васютин.

Но был мягко прерван:

— Ветер может помешать лишь тогда, когда говоришь вслух. Но если вы станете говорить молча, то лишите его такой возможности.

«А, понятно…» — сказал про себя Кирилл.

«Вот так-то гораздо лучше, — тоже молча одобрил его падающий рядом незнакомец. — Вы, стало быть, не узнали меня. Немудрено, ведь когда нас познакомили, мой внешний облик был иным, — добродушно сказал он и зевнул, смущенно прикрывая рот тонкой аристократической ладонью. Хитро прищурившись, он добавил: — Вот таким».

После этих слов его сюртук подернулся крупной рябью, словно перед Кириллом был не сам джентльмен, а лишь только его отражение в воде. И сквозь это отражение вдруг появилась огромная ярко-лазурная гусеница с кальяном во рту.

«А, ну да, конечно, сейчас все понятно. Любимая детская сказка… Вы английский математик и писатель».

«Писатель и математик, — поправила его гусеница. — Ценность моих научных изысканий давно канула в Лету, а сказка дает мне возможность жить вечно, день за днем черпая для меня энергию читающих. Совсем недавно один мальчик, кажется, испанец, отказался ради моей книги от новенькой машинки. На одном только этом поступке можно легко протянуть несколько лет». Гусеница самодовольно закатила глаза, ловко перебирая мундштук кальяна множеством светящихся лазурных лапок.

Васютин крепко зажмурился, дотянулся в полете рукой до бедра и что есть силы ущипнул себя, почувствовав довольно ощутимую боль.

«Ай-ай-ай, как неосторожно! Будет синяк, — услышал он все тот же голос, но говоривший уже с другой интонацией. Открыв глаза, в кресле-качалке он увидел кролика в камзоле. — Кролик — ваш любимый герой, господин полковник, не правда ли?»

«Я подполковник, — в свою очередь поправил его Васютин. — А Кролик — да, пожалуй, любимый».

Рябь вдруг снова исказила ушастую животину с часами, заставив ее уступить место шляпнику в безупречном лиловом камзоле, с пышной синей шевелюрой и выразительным худощавым лицом, изъеденным многовековым сумасшествием.

«Каждый подполковник — подполковник лишь для полковника, а вот для майора, ежели тот не знаком с самим полковником, подполковник полковник и есть», — глубокомысленно выдал он, понадежнее наматывая кончик пледа на руку.

«А если знает?» — безмолвно спросил Кирилл, всматриваясь в шляпника, чей колоритный образ становился еще необычнее в пляшущих бликах керосинки.

«Кого знает? Полковника? Так и пусть себе знает! Тем лучше для нас и хуже для него! Как же он поймет, что полковник перед ним — это подполковник, а не полковник, если он знает полковника, а подполковника и не видел никогда? А?»

«Погоны…» — неуверенно возразил Кирилл.

«Погоны? Скажете тоже! Ну сами посудите, подполковника он не знает… стало быть, не знает и погон, справедливо полагая, что погоны подполковника — это погоны полковника и перед ним самый что ни на есть полковник, а не подполковник, так ведь, господин полковник?»

Не успел Васютин вставить хотя бы пару слов в эту хитроумную тираду, как новая рябь сдула из кресла шляпника, уступив в нем место очаровательной десятилетней девочке в белом кружевном платье с васильковым передником.

«Ах, впрочем, какая разница, кто вы на самом деле, молодой человек! Поверьте мне, даме в изрядных летах, что здесь это не имеет ни малейшего значения! А то значение, которое это имеет для вас там, — просто выдумки и глупости. И здесь это особенно видно. Так что вы уж не упрямьтесь. Если Кэрролл сказал, что полковник, значит полковник, и нечего попусту пререкаться».

«Это Кролик сказал, а не Кэрролл».

«Кролик? — изумленно протянула девочка, лицо ее исказилось, стало вытягиваться, а на белой аристократической коже начала прорастать серая шерсть. — Кролик, шляпник, гусеница, девочка, мужик в сюртуке, писатель, математик, полковник, подполковник — все сейчас не важно!!! — выкрикнула она ему в лицо, растягивая кроличью пасть в человечьей мимике. — Падать осталось уж недолго. Ищи старика с тряпкой!»

— Старика? Где его… — в голос закричал Кирилл, осознав, что происходит что-то очень важное.

— Простите, но… кажется, нам пора прощаться! — сказал кролик с детскими ножками, обутыми в кружевные гольфы и старомодные туфли. Выхватив из-под подола платья карманные часы, он откинул их крышку и заглянул в них, выпучив один глаз. — О! Уже семьсот метров! Мне некогда здорова… тьфу ты, к черту! Кольцо! — взвизгнул он и рывком взлетел вверх.

— Ищи старика с тряпко-о-о-й! — услышал Васютин его удаляющийся вопль.