Вот на таких условиях Директивы и Записка в ЦК были подписаны 23 июня 1983 года Зайковым, Шеварднадзе, Соколовым, Добрыниным, Медведевым и Бобковым.

Накануне заседания Политбюро меня позвал министр:

— Вам надо хорошо подготовиться. Михаил Сергеевич хочет, чтобы завтра Вы доложили новые директивы. Напишите выступление с расчетом на пять минут — не больше. Я обратил внимание, что Вы выступаете на Политбюро без заранее подготовленного текста. Это создает нехорошее впечатление. Члены Политбюро, к примеру, не считают для себя зазорным читать по бумажке.

Начать надо с того, что поблагодарить Михаила Сергеевича, членов Политбюро за внимание и заботу, которые они проявляют к работе делегации. Для неё это огромная помощь, заряд к тому, чтобы уверенно двигать конференцию вперед. Ваше сообщение должно быть деловым и в то же время доверительным. Члены Политбюро должны почувствовать, что Вы от них ничего не скрываете.

А потом, хотя с ним никто не спорил, начал горячо доказывать. По — видимому, это было продолжение какого — то неведомого мне спора:

— Поймите, положение критическое. Мы выдвинули очень серьезные предложения по сокращению как ядерных, так и обычных вооружений. Но отклика на Западе они не встретили. На переговорах в Женеве сплошные тупики — по ядерным испытаниям, РСД, баллистическим ракетам. Почему? Нам что, не доверяют? Или хотят загнать в угол? Вместо того, чтобы пойти навстречу, Вашингтон разыгрывает шпионские страсти, выгоняет наших дипломатов из Нью— Йорка, посылает военные корабли в советские терводы. Недавно демонстративно нанесли удар по Ливии.

Михаилу Сергеевичу становится все труднее проводить свою линию. Военные открыто ропщут, что мы сдаем позиции. Да и в руководстве партии полно людей, которые не готовы к переменам. Если так будет продолжаться, у нас останется только один выход — уйти в глухую защиту, как при Андропове, и начать конфронтацию. Но это конец всем нашим планам преобразования страны.

Всё это говорилось проникновенным тоном, уголки губ министра были скорбно опущены вниз, и слова его производили глубокое впечатление. Тем более, что они шли в русле тех жарких споров, которыми кипела тогда Москва. Это был тот редкий момент, когда Шеварднадзе выглядел неуверенным и даже растерянным.

Я откровенно сказал ему, что наши инициативы страдают помпезностью и неконкретностью. Поэтому и воспринимаются как пропаганда. Взять, например, ликвидацию ядерного оружия. На Западе никто не воспринял эту программу всерьёз. Но в ней потерялись те конкретные шаги по разоружению, которые можно было бы сделать незамедлительно, а не через пятнадцать лет. Собственно говоря, маршал Ахромеев на это и рассчитывал, когда выдвигал своё предложение.

Американцев по— настоящему беспокоит только одно — наши межконтинентальные ракеты. Они создают реальную угрозу самому существованию Америки. Поэтому МБР должны стать рычагом в наших стратегических переговорах с США. Мы же на первый план выдвигаем СОИ, хотя ее нет, и неизвестно, будет ли она вообще и когда. Продавая нам СОИ, американцы торгуют воздухом. Мы же отдаем за нее реальные ракеты, причем такие, каких у США нет.

Европейцы, наоборот, боятся наших танковых армий, расположенных в сердце Европы. Казалось бы, они должны приветствовать наши будапештские инициативы. Там есть всё — и глубокое сокращение обычных вооруженных сил, и инспекции на местах. Но опять— таки все это очень общо и отнесено на неопределенное будущее для переговоров, которых нет и неизвестно, будут ли.

А что сегодня? В Вене совсем заврались с числом наших войск в Центральной Европе. В Стокгольме — топчемся на месте, боимся дать согласие, чтобы наблюдатели присутствовали на военных учениях, которые и так просматриваются из космоса. Вот наши коллеги и задаются вопросом, что же действительно стоит за будапештскими инициативами Горбачева — стремление начать серьезные реформы и радикально сократить военные расходы или же обычная советская пропаганда. А может быть, говорят они, нам просто показывают морковку, чтобы мы поскорее соорудили в Стокгольме какой— нибудь мини пакет без инспекций и других серьезных мер и поскорее побежали к столь заманчивым переговорам по сокращению обычных вооружений?

Чтобы развеять эти сомнения нужны не широковещательные заявления, а конкретные подвижки на переговорах, тем более, что это никак не нанесет ущерба безопасности Советского Союза. Наше согласие в Стокгольме на инспекцию имело бы куда больший эффект, чем все Будапештское воззвание.

— Ну, это Вы преувеличивайте, — сказал Шеварднадзе. -хотя я согласен в одном — прорыв к разрядке надо обеспечить конкретными делами. И самое подходящее место для этого — Стокгольм. Начинать, по— видимому, надо с европейского угла. Потом возьмемся за РСД. А дальше, если получится, пойдет уже цепная реакция. Но прокладывать путь — всегда самое трудное. Готовьтесь к тому, что завтра Вас будут ругать и обвинять во всех смертных грехах, однако, несмотря ни на что, твердо ведите нашу линию. Михаил Сергеевич Вас поддержит — я с ним говорил.

Я бы и сам доложил директивы. Но не дело министра доказывать, почему нужны такие параметры, а не другие. Да и не знаю я всех тонкостей. Так что Вам и карты в руки — держитесь.

На заседании Политбюро 26 июня вопрос «О дополнительных шагах в связи с завершением Стокгольмской конференции» числился в повестке дня пятым. Предоставляя мне слово, Горбачев сказал:

— Давайте послушаем Гриневского. Пуcть он расскажет, как обстоят дела в Стокгольме и можно ли там заключить соглашение по мерам доверия.

И тут же откликнулся Громыко, сидевший от Генсека по правую руку:

— Да — да, пусть расскажет, как обстоят дела с неприменением силы.

— Подожди, Андрей, не мешай, — недовольно бросил ему Горбачев.

Андрей Андреевич обиженно поджал куриной гузкой губы и замолчал. На протяжении всей дискуссии он отчужденно смотрел в сторону, не раскрывая рта. Тем временем я говорил, что директивы дают возможность выхода на развязку ряда нерешенных проблем. Это относится к уведомлениям об учениях сухопутных войск, перебросках войск в Европу из других континентов и ограничении масштабов военных учений. Однако, есть по крайней мере две области разногласий, где сохраняется тупиковая ситуация.

Во— первых, это уведомления о самостоятельных учениях ВВС. Проведенный зондаж показал, что страны НАТО на них не пойдут. Поэтому выход состоит в том, чтобы перенести этот вопрос на следующий этап конференции.

Во— вторых, наиболее узким местом в Стокгольме являются сейчас вопросы проверки. На будапештском совещании социалистических стран были выдвинуты предложения о контроле за сокращением обычных вооруженных сил вплоть до инспекции на местах. Отталкиваясь от них можно было бы уже сейчас опробовать некоторые элементы будапештских предложений, в частности инспекции, но применительно к мерам доверия — скажем, 2 — 3 инспекции в год. Выдвижение такого предложения, — а его можно сделать в ходе предстоящего визита президента Миттерана в Москву, — позволило бы нам взять инициативу в свои руки.