– Знаешь? Что ты знаешь? – чуть не выкрикнула Марта в микрофон телефонной трубки.

– Я всегда знала, мама. – Последнее слово покинуло ее губы так, словно было ужасно тяжелым. – Я знаю, что я не твоя дочь. Я знаю, что моя мать бросила меня на улице и вы взяли меня из какого-то приюта. Мне Дейзи сказала, мама. После того как умер Уилбур. Она тогда себя вела просто жутко. То и дело мне шептала на ухо всякие гадости по ночам.

Молчание. Тихий всхлип.

– Ма? – робко проговорила Флоренс после долгой паузы.

Чуть погодя ее мать произнесла:

– Ой. Сейчас еще так рано, десяти утра нет…

– Что?

– Прости. Не знаю, что сказать. Это просто ужасно, милая. Она прямо так тебе сказала?

– Ну да, мама. Ты не верила, когда я тебе рассказывала про нее. Поэтому я… перестала рассказывать.

– Дейзи… – Голос Марты звучал еле слышно. – Флоренс, моя дорогая, любимая девочка, ты вовсе не из приюта. Ты племянница папы. Твоей матерью была его сестра. Ей тогда… ей было всего девятнадцать.

По узкой улице слишком быстро проехала машина, кто-то выругался, залаяла собака. Флоренс стояла не шевелясь.

Чуть погодя у нее вырвалось:

– Я – папина… я его… племянница?

– Его племянница. Ты всегда была его частью, о, моя дорогая, да, конечно.

– Его сестра? – Флоренс медленно повернулась на месте. Раз, и еще, и еще. – Его сестра – моя мать?

– Тогда были другие времена. Она была помолвлена… мы согласились… мы захотели забрать тебя. Ты стала нашей.

Флоренс застыла, закрыв лицо ладонью и зажмурившись, словно боялась того, что может увидеть.

– Почему ты мне не говорила?

Голос Марты зазвучал хрипло:

– Кэсси просила нас никому не говорить. И твой отец дал ей такое обещание. У них было ужасное детство и… Я не могу тебе сейчас всего объяснить. Ох, Дейзи, Дейзи, что же ты наделала… – Марта всхлипнула. – Дейзи солгала, милая. Не понимаю, как она узнала, видимо, услышала какой-то наш разговор… Ты же помнишь, какой она была.

– Помню, мама, – ответила Флоренс.

– Но она ошиблась. Ты не папина дочь, ты его племянница, однако ты… Он очень тебя любил, больше всех. «Мой ангел», вот как он тебя называл.

– А кто был… отцом? – Флоренс не хотелось говорить «моим отцом».

– Учитель музыки. Старше ее. Он скрылся. Конечно, мы могли бы… О боже, боже… – Марта вдруг рассмеялась – словно зазвенели тихие серебряные колокольчики. – Все не так. Я хотела вернуть тебя и Кэт, вот чего я хотела. Я хотела говорить с вами с глазу на глаз. Я не хотела, чтобы ты узнала вот так… – Она сделала глубокий вдох. – По телефону.

– Я все время знала, мама.

– А ты все время знала… – Марта тяжело дышала. – Прости. Кажется, я схожу с ума.

– Где она? – спросила Флоренс, стараясь, чтобы ее голос не звучал испуганно.

– Кто?

– Моя… моя настоящая мать.

– Кэсси. Я… Девочка моя любимая, я не знаю. Мы ее много лет не видели.

– Правда?

– Да. – Марта снова вдохнула поглубже. – Жаль, что я… Я только начала разбирать бумаги в кабинете. Бумаги твоего отца. Там что-то должно быть. Последнее, что я слышала, – она где-то в Уолтемстоу.

– Когда это было?

Пауза.

– Двадцать лет назад.

Флоренс склонила голову.

– А папа никогда не…

– Я набирала ее номер, милая. Она там больше не живет. Я… Мы подумаем, хорошо? Мы разыщем ее. Кэсси Дулан. Она вышла замуж и наверняка сменила фамилию, а фамилии ее мужа я не знаю. Но, Фло, дорогая, она не хотела никаких контактов. Твоему отцу она об этом заявила совершенно определенно.

– Правда?

– Да. И все же мы начнем ее искать. Мы ее найдем.

– Мама, мне надо обо всем этом подумать. Осознать.

– Конечно, моя милая.

Звуки молчания, треск в телефонной трубке. Флоренс представила себе телефонные кабели, проложенные по дну моря, несущие этот груз, эту тяжесть молчания между ними.

Марта кашлянула.

– Конечно. Времени достаточно. Фло, дорогая, я могу приехать повидаться с тобой? Я буду у тебя к чаю. Ты не против?

Флоренс сжала пальцами спинку потрепанного плетеного стула.

– Ма, ты, видимо, ошибаешься. Я сейчас во Флоренции. Я скоро приеду к тебе, мы увидимся, обещаю.

Марта проговорила удивленно:

– Я отлично знаю, где ты находишься, дорогая. У меня еще шарики за ролики не заехали. Я хочу тебя навестить.

– Что? Нельзя ведь просто сию минуту прыгнуть в самолет и…

Флоренс умолкла. А почему, собственно, нельзя?

– Мы вместе с Кэт посмотрели расписание рейсов. Есть билеты на утренний рейс из Бристоля. Я хочу сесть напротив тебя и сказать тебе все это сама, глядя на тебя, моя милая.

– Но это же не значит, что ты должна… – Флоренс огляделась по сторонам. Ее мать, здесь? – Ма, так далеко!

Марта возразила:

– Вовсе нет. Скоро увидимся. Да. Сегодня вечером мы с тобой выпьем. Джина с тоником. Позаботься о…

– Конечно, о лаймах. А как же иначе. Ты кем меня считаешь?

Флоренс улыбнулась, но от волнения ком сжал ей горло.

– Я знаю, кем тебя считаю, моя милая. Ну, пока. – Голос Марты зазвучал деловито, отрывисто, словно все происходящее было совершенно обыденно. – Адрес твой у меня есть. Билл тебе сообщит, каким рейсом я вылетела. От аэропорта преспокойно доеду на такси. А ты выпивку приготовь. До встречи, моя милая девочка. Скоро увидимся.

И наступила тишина. Флоренс, вытаращив глаза и раскрыв рот, оторопело смотрела на телефонную трубку.

Май 2013

Боль началась утром, сразу после того, как она вызвала такси. Но такие боли у нее бывали и раньше, и акушерка говорила, что это ложные схватки. Поэтому Карен продолжала собирать вещи. Много времени не понадобилось – она точно знала, что надо взять с собой. В списке было указано: «ночные сорочки» – кто их теперь носит? Итак: три комплекта треников, множество футболок, мягкие угги, шлепанцы, вкладыши в бюстгальтер, несколько бюстгальтеров для кормления грудью. Собственно, все. Трусики. iPad с загруженными вторым и третьим сезонами сериала «Современная семья». Распашонки, подгузники, крошечная шапочка и носочки, при взгляде на которые ей хотелось плакать – такие они были маленькие. И множество разных одежек для новорожденного ребенка. Вещи можно будет потом отправить ее матери, или пусть Джо сохранит их, вдруг понадобятся.

Карен не была упрямой, она была решительной. Она привыкла знать, чего хочет в жизни, и идти к цели. За дерзость вознаграждались только мужчины; женщине порой следовало сделать шаг назад и сменить стратегию. Но в этот день, единственный из всех дней, все должно было пойти именно так, как она хотела.