– Я понимаю, понимаю, – поторопился согласиться Сетмос-Хека. – Но как же быть, если знакомство с госпожой Бесорой уже и так состоялось, и только потому, что я не был предупрежден о его нежелательности.

Было отвечено – что ж, пусть все идет, как уже пошло. Однако толстый, с лоснящимся ногтем указательный палец Сэба и острый, чернильный перст Нанны поднялись одновременно и равно предостерегающе.

Когда они ушли, Хека сел на табурет перед большими медными весами и задумался. Он находился в крайней степени удрученности от только что услышанного. Кто-то может посчитать, что судьба вознесла его, но на самом-то деле он оказался в заключении. Плевать, что многие сочли бы его положение завидным. Он же не Воталу, которого ничего не интересует, кроме его кровавой работы.

Едва помысленный хирург явился перед согбенным тяжестью размышления торговцем благовониями. Он пришел с поздравлениями. Слух об успехе коллеги уже достиг его ушей. Он так спешил, что даже не переменил своего рабочего наряда, серую блузу всю в красных пятнах. А может, он и не знал, что бывают какие-то другие одеяния.

В руках у него был огромный кувшин. Взяв со стола первую попавшуюся чашу, он плеснул туда вина, протянул Хеке. В другую чашу налил себе. Произнес неожиданно пышную речь в честь великого и чистого знания, что проникает весь мир, которому единственному и имеет смысл служить. Только люди, объединенные истинным знанием, есть подлинные братья. Пусть у него, Воталу-бимес, сегодня плохой день (умерли все четыре прооперированные женщины), но зато удачный день у брата Сетмоса, и это согревает душу и воздевает веру.

Хека выпил и стал тихо выпытывать у собрата, каким образом можно покинуть пределы этого храма чистого знания. На время! Здесь, конечно, научный рай, но все же. Спросил для начала о границах гарема. Оказалось, что Воталу ничего толком на этот счет не знает. Просто потому, что его эти границы не интересуют. Есть они, нет ли их, он все равно завтра с новым, хорошо обдуманным ножом вторгнется в женское тело в поисках его скрытой сути. Но это завтра, а сегодня они должны выпить еще. У вина был, кажется, непривычный вкус, но кто их знает, здешние вина.

– И что же, женский этот сад распространяется до бесконечности?

– Где-нибудь все кончается, даже власть и щедрость Авариса, – мудро отвечал Воталу, нанося на свою одежду винные пятна поверх кровавых.

– Но может быть, ты слышал, собрат в истине, там, на том краю сада, есть стена или ров? А может, Нил?

Воталу отпил прямо из кувшина, подумал немного и сказал:

– Сходи, посмотри.

Хека восхитился. Все же хорошо быть членом научной корпорации. Всегда отыщется собрат, способный дать хороший совет. И ничто не мешает немедленно ему последовать. Дохлебнув остаток из своей чаши, торговец благовониями выбежал из мастерской.

68

Яхмос с размаху сел на вынесенный ему из гиксосской казармы табурет, но тот стал разъезжаться под ним, и генерал-победитель оказался на песке. Отвратительный знак. Вскочив, как подгоревший, он переместился на то, что не могло подвести – родной египетский валун. Яхмос задумался над тем, что делать дальше. Во-первых, что-то надо было сделать для солдат. Не можешь откупорить для них хранилища с вином, дай возможность захмелеть другим способом. Яхмос приказал Нутернехту разгромить храм Сета, стоящий рядом с цитаделью, и собрать для этого всех желающих. Это и развлечет людей, и напомнит, что уязвить вражеского бога не менее важно, чем перебить его слуг.

Война эта молодому генералу не нравилась, хотя состояла сплошь из побед. Последняя была уже третьей за две недели. Две крохотные крепостцы и пойманный в засаду усиленный разъезд. Очень медленное продвижение. Если выпустить параллельно с фиванской армией пару скарабеев, они раньше достигнут дельты. Каждый ничтожный гарнизон отпивает слишком много крови из чаши наступающей армии. Еще с большей скоростью, чем пехотные полки, тают золотые слитки, вырванные из подвалов храма Амона-Ра. Рисовавшаяся в воображении генерала картина войны разочаровывала. Если все будет развиваться таким же порядком, как развивается, ему придется остановиться, не пройдя и десятой части пути к Аварису. Армия вымрет от ран и болезней. И когда он остановится, последует страшный контрудар. В этом Яхмос был уверен.

Явился Санех. В лице его не читалось ничего обнадеживающего.

Да, все склады уничтожены. В резервуарах с питьевой водой кучи отбросов. Сожжено даже то, что не должно гореть. Сохранился только склад строительного леса, и то лишь потому, что там все плавает в специальном растворе. Гнутые сосновые стволы для корабельного хребта и ребер.

Война на уничтожение. Такие войны не кончаются перемирием. Но останавливаться нельзя, тем более возвращаться. Это будет прямой призыв – убивайте меня, я обессилел.

Яхмос поинтересовался, нет ли известий от Хнумхотепа, оставленного в Темсене для обучения и экипирования новых полков. Деньги, конечно, очень важны, но потребно еще и время. Бывшего крестьянина за месяц не обучишь правильному строю и даже азам фехтования.

От Хнумхотепа известий не было.

Даже неутешительных.

Кроме того – Аменемхет! Да, он изъявил покорность, он открыл золотые закрома (все ли?), но так будет продолжаться лишь до того момента, пока армия будет наступать. Камос, как доносят, опять сделался задумчив и редко покидает пределы своих покоев. Приходит иногда мысль о том, что не в одних только зловредных лекарствах однорукого мошенника в данном случае дело. Ведь еще с самых младенческих пор были заметны в старшем брате некая сумеречная плаксивость и частый молитвенный настрой. Может статься, он не только был хитро вовлечен во влияние Аменемхета, но всегда и мечтал быть вовлеченным.

И таков фараон!!!

От всех этих мыслей становилось невозможно сидеть на месте.

– Пойдем, – сказал Яхмос Санеху, – покажешь.

Хранилище вымачиваемой древесины было в южной части города. Яхмос шагал быстро, обходя курящиеся дымом кучи мусора, отмахиваясь от мушиных роев, что уже развелись на гусиной падали. Поглядел издали на свистопляску вокруг статуи Сета, уже густо опутанной веревками вокруг шеи и плечей. По команде все эти жилы ненависти разом напрягались и статуя наклонялась, и в этот момент выражение лица преступного бога становилось удивленным. Он не мог поверить, что эти быстросмертные существа, орущие вокруг, всерьез покусились на его славу.

– Там, – сказал Санех, – за забором.

Забор только на внешний взгляд был неказист. Скрывал он огромную территорию, всю изрытую неглубокими продолговатыми ваннами, в которых лежали в мутной, вонючей жидкости изогнутые нужным образом, ошкуренные и распиленные пихтовые и сосновые бревна. Целое богатство для здешних краев. Из деревьев, росших в нильской долине, в кораблестроении использовалась лишь акация, да и то шла она лишь на рыбацкие лодки. Чтобы воздвигнуть настоящий боевой корабль или царскую ладью, надобно было везти дерево с северных островов или из страны Рутену. Даже несведущий человек сказал бы, что тут собрано настоящее богатство, генеральский глаз оценивал увиденное в других единицах – здесь лежит целый флот. Над каждой ванной пальмовый навес. И ни одной живой души. Никто не присматривал за громадными складами. Впрочем, если трезво поглядеть, это было не богатство, а обуза. Сколько им еще мокнуть, этим дровам? И сколько нужно плотников, чтобы взять их все в дело?