А главное зло — князья мне не помогают: всяк в стороне отсидеться желает. А иные, как Игорь и Всеволод, готовы в одиночку мужествовать, дабы прошлую славу себе похитить, а будущую поделить.

Рассказал Святослав Вышеславу и про свои сны недобрые:

— Отлились мне слезами те жемчуга из колчанов половецких, горем обернулось то тёмное покрывало и горькое вино. Вот и прошлой ночью во сне вороны граяли. Тебе-то, друже, что в снах видится?

— Сеча всё время снится на Каяле-реке, — признался Вышеслав.

— И немудрено, — качая седой головой в золотом очелье, промолвил Святослав. — С той Каялы-реки скоро разольётся печаль по всей Руси.

В конце спросил киевский князь о боярине Ольстине. Как показал себя в битве с половцами сей муж? Правда ли, что ушёл он из сечи в числе последних, когда всё уже было кончено?

— Как надвинулись на нас орды половецкие, Ольстин только и делал, что о бегстве помышлял, — сказал Вышеслав. — Готов был и пешие полки бросить, лишь бы с конными дружинами поскорее за Северский Донец утечь. Один день Ольстин в сече продержался, а ночью сбежал с дружинниками своими. Лучших коней забрал, стервец, и был таков!

— Так я и думал, — хмуро промолвил Святослав, — а ведь рядится, негодяй, в барсову шкуру. Мол, мечом себе путь проложил через полки поганые. Ну, я ему это припомню!

Переяславль был полон смердов, набежавших в город со своими семьями и скотом. Народ из сельской округи искал защиты от половцев у своего князя. На вече горожане ратовали за то, чтобы раздать оружие всем желающим и скопом выступить на поганых.

С таким призывом выборные от вечевого сбора пришли в каменный дворец, построенный знаменитым дедом нынешнего переяславского князя — Владимиром Мономахом.

Молодой князь выслушал выборных, сидя на троне под знаменем с изображением святого Георгия.

В свои двадцать восемь лет Владимир Глебович уже вкусил славы от ратных подвигов, но то было под началом Святослава Всеволодовича, а молодому честолюбцу хотелось самому показать, на что он способен в сече.

Потому-то в ответ на просьбу о защите от нехристей земель переяславских Владимир Глебович горделиво заверил послов, что готов немедля заступить в Стремя.

— Вооружайтесь, люди добрые, не ровен час, понадобится мне подмога от пеших ратников, — сказал князь. — Воеводы мои выдадут оружие всем городским сотням и укажут ратникам их место на городской стене. С Богом, православные! С нами сила крестная!

Ободрённые такими словами, выборные вернулись на вечевую площадь, где уже шла запись в общегородской пеший полк.

В войско вступали не только горожане, но и смерды, коих было великое множество. Оружия, привезённого на возах из княжеского арсенала, хватило далеко не всем. Но боевой дух от этого не снизился: люди вооружались чем могли. Кто выстругивал тяжёлую дубину и усаживал её острыми шипами. Кто насаживал обычный плотницкий топор на длинную рукоятку. Кто изготовлял рогатину из жерди с большим охотничьим ножом на конце.

Бояре переяславские на ратный порыв черни взирали с неудовольствием. Ещё пуще им не понравилось то, что князь потакает народу, сам вооружает его.

— Не было бы самим лиха опосля такой услуги мужичью, — переговаривались между собой бояре, собранные князем на совет. — Сегодня народ поганых побьёт, а завтра нас!

— Ты это князю скажи, Иван Михайлович. Князь к твоим словам иногда прислушивается.

— То-то и оно, что иногда. Ныне не тот случай. Князю нашему вожжа попала под хвост!

— Это что же получается, други? Князь кашу заваривает, а нам расхлёбывать придётся!

— Хороша каша! Князь нашими головами себе путь к славе мостить собирается. Слыхали, объявлен сбор конных дружин!

Ворчание бояр смолкло, когда в просторный зал с узкими византийскими окнами, похожими на бойницы, стремительно вступил молодой князь в кольчуге и с мечом у пояса. За спиной у него колыхался красный плащ, расшитый диковинным птицами: то постаралась его юная жена, дочь черниговского князя.

Князя сопровождали его лучшие мечники, такие же молодые, как и он.

Владимир Глебович прошёл мимо трона и остановился перед толпой бояр, стоящих в атласных и парчовых длиннополых свитках с непокрытыми головами.

— Некогда рассиживаться, господа бояре, — с ходу начал князь. — Поганые вокруг Переяславля рыщут, пора за мечи браться и седлать коней. Нынче же выступаем! Я собрал вас, чтоб урядиться, на кого из воевод город оставить. Всем уходить нельзя, часть дружины тут останется.

Бояре молчали.

— Чего насупились, будто на панихиду Собрались? — нахмурился Владимир.

— Прости, княже, но в спешке твоей неразумность, проглядывает, — промолвил кто-то из знатных мужей.

— Одного переяславского полка против Кончака мало, — добавил другой.

— Что же вы предлагаете? — спросил Владимир, не разглядев говоривших.

Он чувствовал, что заговорившие первыми выражают мнение всех бояр, потому ко всем и обращался.

Вышла заминка, ибо бояре не успели решить, кто станет говорить с князем, и теперь лишь подталкивали друг друга локтями. Наконец вперёд вытолкнули Ивана Михайловича как наиболее речистого.

— Мало чести, князь, сложить голову в сече неравной, — заговорил он, — не лучше ли дождаться помощи от Рюрика Ростиславича и от брата его Давыда. Гонцы к ним посланы, чай, не оставят нас в беде.

— И в Чернигов гонец ускакал, — вставил чей-то голос.

— Тесть твой тем паче на подмогу придёт, княже, — воодушевлённо продолжил Иван Михайлович, — ведь Ярослав Всеволодович тебе как отец родной. К тому же до нас из Чернигова ближе, нежели из Белгорода и Смоленска. Дождёмся полков черниговских и ударим все вместе.

Бояре поддержали Ивана Михайловича одобрительными возгласами.

— А ежели тесть мой не подоспеет, ведь поганые и в Посемье бесчинствуют? — заметил Владимир. — Ярослав Всеволодович, может, сам на помощь уповает.

— Тогда надо ждать Рюрика и Давыда, до их земель поганые пока не добрались, — сказал Иван Михайлович.

— Народ на вече решил биться с погаными, и я народу оружие дал, а вы мне тут про ожидание толкуете, — произнёс Владимир. — Будем за стенами отсиживаться, а поганые тем временем все поля вытопчут, деревни и грады малые пожгут. Хоть бы силы у нас не было, а то ведь есть сила, бояре!

— Лапотники и сермяжники — это не сила, княже, а сброд! — презрительно бросил кто-то из бояр. — Степняки ещё издали разгонят такое горе-воинство стрелами, а сражаться насмерть опять же нам придётся.

— Дружина наша и сама по себе сильна! — воскликнул Владимир. — Ну же, бояре, чего вы оробели? Били мы поганых прежде и ныне побьём!