Даг вытянул свою призрачную руку под этим живым ручейком, вспоминая посвящение, которое знал лучше всего: то, которое содержал его собственный нож, за изготовлением которого он наблюдал в Лутлии. Он сам уничтожил его в Рейнтри, чтобы избавиться от смертельной хватки Злого. Посвящение было самым ценным, что вкладывал в нож мастер: образ двух рук, готовых принять смертность. Даг своей призрачной рукой обхватил Дар Крейна; его возникшая прошлой ночью нежеланная связь с предателем, возможно, облегчала дело… эту мрачную мысль тоже нужно будет обдумать позднее, сейчас на это нет времени… Даг позволил своему Дару заструиться по желобку на клинке, а потом слиться с собственным ожидающим Даром ножа. Пусть все это соединится…

Даг отстранился, расставшись с той частью себя, из которой он сделал чашу для Крейна.

И охнул от неожиданности.

«Проклятие, я и не знал, что это так больно!»

Он как зачарованный с ужасом следил, как его призрачная рука отрывается от той части, что осталась соединена с ножом. Ощущение было такое, словно он откусил себе палец. О боги, и Дор проходил через такое каждый раз, как накладывал узы?

«Брат, я прошу у тебя прощения!»

Если применение Дара было правильным…

«У меня или получилось, или нет. Если нет, я могу опять прокипятить нож и начать все заново… многим подмастерьям так и приходится делать попервоначалу».

Однако все вытеснила более ясная, более уверенная мысль:

«У меня получилось».

Даг, моргая, вернулся в реальный мир, слабый и дрожащий, как после трудного исцеления. Его рука крепко сжимала окровавленный нож, но болела у него не правая рука, а культя левой; призрачная рука тоже горела огнем. Быстро проверив свое внутреннее зрение, Даг обнаружил, что дальше сотни шагов ничего не может различить. Снова…

«От этого мне не оправиться за один день…»

Однако работа Дара была закончена. Все после этого будет… Даг отказался заканчивать эту мысль, хотя чуть не подумал: легко. Все после этого будет так же чертовски запутано, как и до сих пор.

Даг сглотнул и хрипло проговорил:

— Теперь в обычных обстоятельствах мастер протер бы нож и вручил его новому владельцу для последующего использования. Хорошо наложенные узы служат всю жизнь. — По определению…

Даг вслепую протянул руку Фаун. Она, подняв брови, вынула нож из его онемевших пальцев и стерла тряпкой с него кровь. Даг не был так уж уверен в том, что узы совершенны: ощущение было менее тонким, чем с его ножом из Лутлии. Однако они были прочны, да. Может, даже чересчур? Может быть, следовало, так сказать, откусить не весь палец, а только кончик? Однако та жизнь, на которую должно было хватить этих уз, измерялась минутами…

— Зарядить нож можно по-разному. Мой отец несколько лет назад вонзил нож себе в сердце, когда тяжело заболел. Моя первая жена бросилась на нож, когда умирала от ран, полученных в сражении далеко на севере. У Ремо был клинок, ради которого его престарелая родственница пожертвовала последними драгоценными месяцами жизни. — Краем глаза Даг увидел, как поморщился молодой дозорный. — Ей в этом пришлось помочь ее собственной дочери. Мне приходилось видеть, как дозорные помогали друг другу. Как вы понимаете, обычно разделяющий нож не становится инструментом казни. — Или как наглядное пособие для просвещения толпы крестьян, должен был признать Даг. — Так или иначе то, что предстоит, не видел ни один фермер… так что смотрите внимательно! — Последние слова Даг произнес своим командирским голосом. Люди вздрогнули и выпрямились.

— Ты знаешь, что ты — проклятый безумец? — пробормотал Крейн. Он, насколько мог, отвернул лицо от толпы, пытаясь спрятаться от любопытных взглядов.

— У меня есть свои причины, — тихо ответил ему Даг. — Когда-то, возможно, прежде чем ты разрушил себя, ты и сумел бы их понять.

— Меня они изгнали. Будь у них хоть капля разума, тебя они сожгли бы живьем.

Не обращая на него внимания, Даг снова сел на одеяло и сказал:

— Распахни его рубашку, Искорка.

Ловкие пальцы Фаун расстегнули пуговицы и развели полы рубашки, обнажив грудь Крейна. Даг подумал, не понадобится ли Ремо эта его запасная рубашка… Он посмотрел в серебряные глаза Крейна и получил в ответ мрачную гримасу.

— Готов? Ты даешь согласие? — Из всех требований, связанных с разделяющим ножом, это было самым обязательным.

— Если хочешь получить мое проклятие, — прорычал Крейн, — то получи.

— Этого я ожидал.

— А если мое проклятие — все равно что благословение, не сойдет ли мое благословение за проклятие? Получи и то, и другое. Разбирайся сам. С меня хватит. — Он повернул лицо в сторону переливающейся на солнце реки. — Дай мне уйти из этого безнадежного мира. — После паузы он добавил: — И не позволь своей руке дрогнуть.

Такого согласия было достаточно.

Даг направил острие ножа под ребра Крейна, помедлив секунду только для того, чтобы объяснить Фаун, как определить правильный угол и с какой силой ударить, чтобы пронзить сердце, но не сломать клинок преждевременно. Лицо Фаун было бледным, но глаза смотрели внимательно. Она кивнула, показывая, что все поняла.

Даг нащупал своей призрачной рукой сердце Крейна, сжал рукоять и одним резким движением загнал клинок на полную длину.

Губы Крейна дрогнули, а глаза выкатились, но Даг сейчас не был в реальном мире. Он замер, все еще сжимая нож, в который вливался исчезающий со смертью Дар, словно всасываемый в воронку. Выдержат ли узы? Закупорится ли смертность как следует?

«Да!»

Даг снова начал дышать… в отличие от Крейна.

Когда Даг огляделся, его поразило, какая глубокая тишина царит на холме, полном людей.

Даг извлек заряженный нож из послужившей ему ножнами плоти и поднял его высоко над головой.

— Этот Страж Озера, — на сей раз Даг не пожелал называть его предателем или разбойником, — отдал свою смертность ножу, чтобы поделиться ею, если мне повезет, со следующим Злым, которого я встречу. — Двадцать шесть Стражей Озера до Крейна доверяли Дагу достаточно, чтобы отдать в его руки свою смертность, и он оправдал их доверие. Из всех ножей и всех жизней, которые прошли через его руки, этот, несомненно, был самым темным.

«Проклятие, но и достался он мне нелегко».

Даг протянул нож Фаун, чтобы та вытерла его, и попросил спрятать в ножны и повесить ему на шею, потому что рука его все еще тряслась, и сам он не справился бы.

— Заплатил ли Крейн за свои преступления, я не могу сказать. Тут отдельный счет.

Старательно сохраняя на лице безразличное выражение, чтобы никто не догадался, как ее тошнит, Фаун помогла Дагу подняться с одеяла рядом с телом Крейна. Она предусмотрительно захватила ореховую палку Дага; опираясь одной рукой на нее, а другой — на плечо Фаун, Даг двинулся вдоль берега. Фаун кивнула Берри, и та вместе с Витом последовала за ними. Ремо и Барр остались, чтобы присмотреть за похоронами Крейна. Толпа посуровевших речников разошлась; матросы двинулись к деревьям, чтобы заняться следующим мрачным делом.