У Ксавьер было много упреков к Жерберу, но наверняка один из самых жгучих – его восхищение Пьером. Жербер утверждал, что она никогда не бывала с ним такой злобной, как в тех случаях, когда он приходил после встреч с Пьером или даже с Франсуазой.

– Жаль, – сказала Франсуаза. – Если бы вы немного работали, это изменило бы вашу жизнь. – Она устало взглянула на Ксавьер. Ей и правда было неясно, что можно для нее сделать. Внезапно она узнала запах, исходивший от Ксавьер.

– Да вы пахнете эфиром, – с удивлением сказала она.

Ничего не ответив, Ксавьер отвернулась.

– Что вы делаете с эфиром? – спросила Франсуаза.

– Ничего, – ответила Ксавьер.

– Но все-таки?

– Я чуточку нюхаю его, – отвечала Ксавьер. – Это приятно.

– Вы впервые употребляете его, или с вами это уже случалось?

– О! Иногда это со мной случается, – сказала Ксавьер с наигранной резкостью.

У Франсуазы создалось впечатление, что Ксавьер не рассердило то, что ее секрет раскрыт.

– Будьте осторожны, – сказала Франсуаза. – Вы можете отупеть или разрушить себя.

– Было бы что терять, – отозвалась Ксавьер.

– Зачем вы это делаете?

– Я не могу больше напиваться, от этого я делаюсь больной, – отвечала Ксавьер.

– Вы сделаетесь еще более больной, – сказала Франсуаза.

– Вдумайтесь, – продолжала Ксавьер, – поднесешь к носу вату и на протяжении часов не чувствуешь больше, что живешь.

Франсуаза взяла ее за руку.

– Вы так несчастливы? – спросила она. – В чем дело? Расскажите мне.

Она прекрасно знала, что именно заставляет Ксавьер страдать, но не могла вынудить ее напрямик признаться в этом.

– Не считая работы, с Жербером у вас все хорошо? – настаивала Франсуаза.

Ответ она подстерегала с интересом, внушенным ей не только заботой о Ксавьер.

– О, Жербер! Да. – Ксавьер пожала плечами. – Знаете, он не так уж много для меня значит.

– Однако вы дорожите им, – возразила Франсуаза.

– Я всегда дорожу тем, что мне принадлежит, – сказала Ксавьер. И с ожесточенным видом добавила: – Это успокаивает – иметь кого-то, кто принадлежит только тебе одной. – Тон ее смягчился. – Но в общем-то в моей жизни это приятная вещь, и ничего больше.

Франсуаза похолодела, она почувствовала лично себя оскорбленной презрительным тоном Ксавьер.

– Так, значит, вы грустите не из-за него?

– Нет, – ответила Ксавьер.

Вид у нее был такой беспомощный и жалкий, что недолгая неприязнь Франсуазы улетучилась.

– Но и не по моей вине? – продолжала она. – Вы довольны нашими отношениями?

– О да! – ответила Ксавьер. На ее лице появилась милая улыбка, которая тут же исчезла. Внезапно она оживилась. – Мне скучно, – с жаром сказала она. – Мне отвратительно скучно.

Франсуаза ничего не ответила; это отсутствие Пьера создавало в жизни Ксавьер такую пустоту, надо было бы вернуть ей его, но Франсуаза опасалась, что это невозможно; она допила свой чай. Кафе понемногу заполнялось, и уже какое-то время музыканты дули в свои гнусавые флейты; на середину помещения вышла танцовщица, дрожь пробежала по ее телу.

– Какие толстые у нее бедра, – с отвращением заметила Ксавьер, – она располнела.

– Она всегда была полной, – сказала Франсуаза.

– Вполне возможно, – согласилась Ксавьер. – Так мало надо было раньше, чтобы восхитить меня. – Она медленно обвела взглядом стены. – Я сильно изменилась.

– На самом деле здесь все подделка, – сказала Франсуаза. – А вам теперь нравится лишь то, что действительно прекрасно, поэтому жалеть не стоит.

– Да нет, – отвечала Ксавьер. – Теперь меня ничто не трогает! – Закрыв глаза, она произнесла тягучим голосом: – Я постарела.

– Вам доставляет удовольствие так думать, – с досадой сказала Франсуаза, – но это только слова: вы не постарели, вы просто грустите.

Ксавьер с несчастным видом взглянула на нее.

– Вы дали себе волю, – ласково продолжала Франсуаза. – Так дальше нельзя. Послушайте, прежде всего пообещайте не употреблять больше эфир.

– Но вы представить себе не можете, – возразила Ксавьер, – как ужасны эти дни, которым нет конца.

– Поймите, это серьезно. Вы полностью себя уничтожите, если не прекратите.

– Никто от этого особо ничего не потеряет, – заметила Ксавьер.

– А я не в счет? – ласково спросила Франсуаза.

– О! – с недоверчивым видом молвила Ксавьер.

– Что вы хотите сказать? – спросила Франсуаза.

– Вы не должны теперь так уж меня ценить, – сказала Ксавьер.

Франсуаза была неприятно удивлена. Ксавьер, казалось, нечасто трогала ее нежность, но, по крайней мере, она никогда вроде бы не ставила ее под сомнение.

– Как! – возмутилась Франсуаза. – Вы прекрасно знаете, до какой степени я всегда вас уважала.

– Раньше – да, вы думали обо мне много хорошего, – сказала Ксавьер.

– А почему теперь меньше?

– Такое сложилось впечатление, – вяло отвечала Ксавьер.

– Однако мы никогда не виделись так часто, никогда я не искала большей близости с вами, – в замешательстве сказала Франсуаза.

– Потому что вы меня жалеете, – сказала Ксавьер с вымученным смешком. – Вот до чего я дошла! Я та, кого жалеют!

– Но это неправда, – возразила Франсуаза. – Кто вам это внушил?

Ксавьер с упрямым видом пристально смотрела на огонек своей сигареты.

– Объяснитесь, – настаивала Франсуаза. – Такие вещи без причин не говорят.

Ксавьер заколебалась, и снова Франсуаза с неудовольствием почувствовала, что та при всех недомолвках и умолчаниях направляла этот разговор по своему усмотрению.

– Было бы естественно, если бы вы возненавидели меня, – сказала Ксавьер. – У вас есть все основания меня презирать.

– Все та же старая история, – сказала Франсуаза. – Но мы ведь все выяснили! Я прекрасно поняла, что вы не хотели сразу рассказывать мне о своих отношениях с Жербером, и вы согласились, что на моем месте вы, как и я, хранили бы молчание.

– Да, – согласилась Ксавьер.

Франсуаза это знала: с ней никакое объяснение не было окончательным. Ксавьер опять, должно быть, просыпалась по ночам в ярости, вспомнив, с какой непринужденностью Франсуаза обманывала ее в течение трех дней.

– Лабрус и вы, вы до такой степени думаете одно и то же, – продолжала Ксавьер. – А у него обо мне отвратительное представление.

– Это касается только его, – сказала Франсуаза.