Фрэнсис поняла, что Хизер произносит такую речь, какую произнесла бы, будь Зак жив. Речь за праздничным столом во дворе дома, речь обычной, гордящейся своими детьми матери, речь, от которой молодые люди закатывают глаза, а у тех, что постарше, на глаза наворачиваются слезы.

Она подняла бокал:

– За Зои и Зака, самых умных, самых забавных, самых красивых детей в мире!

Все остальные тоже подняли бокалы и повторили:

– За Зои и Зака!

Наполеон и Зои пить не стали.

Наполеон зажег свечи на торте Кармел, и все спели «Happy Birthday». Зои задула все свечи на торте, но никто не сказал: «Загадай желание», потому что все в этой комнате желали одного. Фрэнсис так ясно видела его – мальчика, который должен был бы сидеть за этим столом плечом к плечу с Зои, оттеснял бы ее от торта со свечами, чтобы задуть их самому, а впереди их обоих ждала бы целая жизнь.

После того как всем раздали тарелки с тортом, оказавшимся таким же прекрасным, как все в этот вечер, Зои попросила, чтобы Бен включил песню, которую Фрэнсис не знала, и Бен включил ее, и они танцевали втроем: он, Джессика и Зои.

Все обещали держать связь и зафрендились в соцсетях. Джессика создала группу в WhatsApp и всех в нее добавила.

Кармел первая поддалась усталости и пожелала остальным спокойной ночи. На следующее утро все собирались домой. Те, кто прилетел из других штатов, перенесли свои рейсы на день раньше, чем планировали. Кармел жила в Аделаиде, а семья Маркони и Тони приехали из Мельбурна. Тони был единственным гостем из другого штата, взявшим в аренду машину, и он собирался подбросить Бена и Джессику до аэропорта, где Далила оставила их «ламборджини». Ларс и Фрэнсис, единственные сиднейцы, заявили о желании выспаться, а перед отъездом хорошо позавтракать.

Фрэнсис каким-то образом знала, что утром все будет совсем по-другому.

Все почувствуют притяжение прежней жизни. Она и раньше бывала в групповых турах и круизах и знала, как это бывает. Чем дальше будут они отъезжать от «Транквиллум-хауса», тем настойчивее будет приходить им в голову: «Постой-ка, а что это такое было? У меня нет ничего общего с этими людьми!» Все случившееся станет казаться сном. «Неужели я и в самом деле танцевала гавайский танец у бассейна?» «Неужели я и в самом деле пыталась составить шараду из Камасутры, чтобы моя команда выиграла?» «Неужели я и в самом деле принимала нелегальные наркотики и оказалась запертой вместе со всеми этими людьми?»

Наконец Тони и Фрэнсис, оставшиеся за длинным столом вдвоем, выпили последний бокал.

– Еще? – поднял бутылку Тони.

Фрэнсис посмотрела на свой бокал и задумалась.

– Нет, спасибо.

Он начал было наливать себе, но передумал и отставил бутылку.

– Вероятно, я сильно изменилась, – сказала Фрэнсис. – Обычно я говорю «да».

– Я тоже, – сознался Тони.

Он набрался решимости, сосредоточился, на лице у него появилось выражение, которое бывает у мужчин, когда они решают, что пришло время первого поцелуя.

Фрэнсис вспомнила о том поцелуе на дне рождения Натали, как это было невероятно и прекрасно, вспомнила мальчика, который потом говорил ей, что ему нравятся груди поменьше. Она подумала о Джиллиан, которая настоятельно советовала ей перестать себя вести как героиня ее собственных романов. Тони жил в Мельбурне и явно прочно там обосновался. Она подумала о том, сколько раз уже переезжала с места на место ради мужчины, о том, как намеревалась собрать вещички и уехать в Америку ради человека, которого уже и не существовало.

Она подумала о вопросе, заданном Машей: «Вы хотите быть другим человеком, когда уедете отсюда?»

– Обычно я говорю «да», – повторила Фрэнсис.

Неделю спустя

Итак, я не беременна, – сказала Джессика. – И никогда не была беременна, разве что в мыслях.

Бен посмотрел на нее с дивана, взял пульт и выключил «Top Gear».

– Ладно, – сказал он.

Она подошла и села рядом, положив руку ему на колено; некоторое время они сидели молча, все было ясно и без слов.

Будь она беременна, они бы и дальше продолжали жить вместе. Любви между ними оставалось достаточно, чтобы сделать это ради ребенка.

Но она не была беременна, а их любви не хватило бы на то, чтобы попробовать еще раз, или на что угодно другое, кроме неизбежного миролюбивого развода.

Две недели спустя

В доме пахло имбирем, жженым сахаром и маслом. Кармел к возвращению дочерей готовила их любимую еду.

Она услышала звук машины на подъездной дорожке и подошла к двери.

Дверцы машины распахнулись, и из нее выскочили четыре девочки. Они задушили ее в своих объятиях. Кармел зарывалась носом в их волосы, тыкалась в их руки. Они прижались к матери и тут же начали бороться за нее, словно за любимую мягкую игрушку.

Лиззи получила удар локтем в глаз и завопила. Лулу закричала на Алли: «Я тоже хочу обнять мамочку! Ты ее всю себе забрала!» Сэди ухватила Кармел за волосы и потащила, отчего та чуть не вскрикнула от боли.

– Дайте же матери подняться! – воскликнул Джоэл. Он всегда терпеть не мог их сражений. – Да бога ради!

Кармел с трудом поднялась на ноги.

Лулу решительно сказала:

– Я тебя больше никогда не оставлю, мама.

– Лулу! – рявкнул Джоэл. – Не будь такой неблагодарной. Ты вернулась из путешествия, которое запомнишь на всю жизнь.

– Не сердись на нее, – произнесла Соня. – Мы все устали.

Глядя на то, как новая подружка ее бывшего мужа критикует его, Кармел вспомнила эйфорию, которую пережила, выпив коктейль с наркотиком.

– Заходите в дом, девочки, – сказала Кармел. – Вас ждет угощение.

Девочки бросились в дом.

– Прекрасно выглядите, – произнесла Соня, у которой лицо после смены часовых поясов было серое и усталое.

– Спасибо, – отозвалась Кармел. – Я хорошо отдохнула.

– Похудели? – спросила Соня.

– Не знаю, – ответила Кармел. Она и вправду не знала. Это больше не казалось таким уж важным.

– Не понимаю, в чем дело, но вид у вас какой-то преображенный, правда, – дружески сказала Соня. – Кожа, волосы – все прекрасно выглядит.

«Черт побери, я теперь стану твоей подружкой, да?!» – подумала Кармел.

Она поняла, что Джоэл не заметил в ней никаких перемен. Если ты меняешь внешность, то не для мужчин, а для других женщин, потому что именно они внимательно наблюдают друг за другом, оценивают состояние кожи, сравнивают со своей; они, как и ты, нелепо одержимы внешностью, попали в эту карусель, с которой не могут или не хотят спрыгнуть. Да будь она наманикюренной фотомоделью, помешанной на фитнесе, Джоэл все равно ушел бы от нее. Отсутствие привлекательности не играло никакой роли. Он оставил ее не ради кого-то лучшего, а ради кого-то нового.