– В самолете на пути домой мы сидели рядом с туалетом, – сказал Джоэл. – Дверь хлопала – бух-бух-бух – всю ночь. Я глаз не сомкнул.

– Это ужасно, – посочувствовала Кармел.

– Да уж, – вздохнул Джоэл. – Пытался добиться, чтобы нас пересадили, но безрезультатно.

– Я тут подумала. Было бы неплохо, если бы ты смог иногда развозить девчонок на всякие послешкольные занятия, – сказала она. – В прошлом году я совсем измучилась, пытаясь все делать сама, а еще я хочу продолжать делать те упражнения, которые уже начала.

– Конечно, – кивнула Соня. – Мы разделим родительские обязанности!

– У меня во рту какая-то гадость, – пробормотал Джоэл. – Думаю, это обезвоживание.

– Пришлите мне их расписание, – сказала Соня. – Мы все организуем. Или, если хотите, можем встретиться за кофе и все обговорить. – Она явно нервничала, словно перешла за грань допустимого.

– Отлично, – сказала Кармел.

– Я сама себе хозяйка, так что у меня расписание гибкое. – В голосе Сони слышался энтузиазм. – И с удовольствием буду в любое время возить их в школу танцев. Я всегда мечтала иметь маленькую девочку, причесывать ее перед занятиями, и, ну вы знаете, у меня не может быть своих детей, так что я никогда…

– Вы не можете иметь детей? – оборвала ее Кармел.

– Извините. Я думала, вы знаете. – Соня скосила глаза на Джоэла, который был занят – ковырял пальцем у себя во рту.

– Я не знала, – развела руками Кармел. – Очень жаль.

– Ничего, я с этим смирилась, – улыбнулась Соня, еще раз кинув взгляд на Джоэла, и Кармел поняла, что та совсем не смирилась, но ее бездетность вполне устраивает Джоэла. – Поэтому я буду рада помочь со школой танцев, если вы, конечно, не хотите взять это на себя.

– Я буду рада, если вы станете возить их в школу танцев, – заверила Кармел; она была не из балетных мамочек и так и не выучилась делать прическу «балетный пучок», чтобы дочери или их учительница, мисс Эмбер, были довольны.

– Правда? – Соня хлопнула в ладоши, словно получила самый драгоценный подарок, и счастливая благодарность в ее глазах ничуть не тронула Кармел.

Девочек не смутит появление почти что родственницы, а Кармел избавится от всего, что связано с балетом. Соня понравится мисс Эмбер. Соня добровольно будет делать им прически и наносить грим перед концертами. И Кармел навсегда избавится от этой тягомотины.

Сегодня же она попросит Лулу, чтобы та никогда в жизни не поправляла тех, кто скажет, что она похожа на мамочку, когда будет с Соней.

– Я поищу лучшие приложения «общий календарь».

Соня достала телефон и отстучала заметку на память.

Кармел ощутила еще один приступ эйфории. Может, мужа она и потеряла, зато обрела жену. Эффективную, энергичную жену. Шикарная сделка. Завидный апгрейд.

Она станет несчастной Соней, когда лет через десять Джоэл решит, что готов к следующему апгрейду.

– Мы можем поговорить о танцах в другой раз? – поинтересовался Джоэл. – Сейчас у меня одно в голове: добраться до дому и принять душ. – Он сделал движение в сторону машины.

– Мы должны попрощаться с девочками! – сказала Соня.

– Да, конечно, – вздохнул Джоэл.

Похоже, их отдых затянулся, подумала Кармел.

– Что у вас было? Палеодиета? – прошептала Соня на ухо Кармел. – Пять – два? Восемнадцать – шесть?

– Лечебный пансионат, – ответила Кармел. – Очень кайфовое место. Оно изменило мою жизнь.

Три недели спустя

– Ты тяжело дышишь, – сказала Джо своей подруге Фрэнсис.

– Я делала отжимания, – отозвалась Фрэнсис. Она лежала лицом вниз на полу в гостиной, прижав телефон к уху. – Между прочим, при отжимании работают все мышцы тела.

– Раньше ты не отжималась, – глумливо сказала Джо. – Боже мой, неужели я застала тебя in flagrante delicto?[23]

Только бывший редактор мог и произнести, и написать «in flagrante delictо».

– Я, видимо, должна быть польщена тем, что, по твоим понятиям, в одиннадцать утра я могу заниматься сексом, а не отжиманиями. – Фрэнсис села, скрестив ноги.

В «Транквиллум-хаусе» она потеряла три килограмма, а вернувшись домой, тут же их набрала. Но она пыталась делать побольше физических упражнений, контролировать дыхание, есть меньше шоколада, пить меньше вина. Чувствовала она себя неплохо. Белки глаз определенно стали белее – так ей сказала ее подружка Эллен, которая была потрясена, услышав о похождениях Фрэнсис.

«Когда я тебе говорила, что они используют нетрадиционный подход, то имела в виду их особую кухню! – воскликнула она. – Я не имела в виду ЛСД!» Она задумалась и добавила, что была бы не прочь попробовать что-то подобное.

– Как твоя пенсионная жизнь? – спросила Фрэнсис у Джо.

– Я возвращаюсь на работу, – сказала Джо. – Работать легче. Все считают, что мне целый день нечем заняться. Мои родственники полагают, что я должна взять на себя всю ответственность за престарелых родителей. Мои дети считают, что я должна заняться их детьми. Я люблю внуков, но детский сад был изобретен не с бухты-барахты.

– Я всегда говорила, что ты слишком рано уходишь, – заметила Фрэнсис, пытаясь одновременно дотянуться коленом до носа. Растяжка была очень важна.

– Я открываю собственное издательство, – сообщила Джо.

– Правда? – Фрэнсис села прямо. Маленькая искорка надежды. – Поздравляю!

– Я, естественно, прочла твой новый роман, и он, естественно, мне понравился, – сказала Джо. – Прежде чем я сделаю тебе предложение, хочу спросить, что ты думаешь насчет небольшого кровопролития? Потенциально даже убийства. Всего одного.

– Убийства! – сказала Фрэнсис. – Не знаю, готова ли я.

– Ах, Фрэнсис, в твоем старом романтическом сердце еще найдется место для какой-нибудь кровавой драмы.

– Правда? – спросила Фрэнсис.

Она прищурилась. Может, и так.

Четыре недели спустя

Ларс и не думал произносить эти слова.

После его возвращения маленький темноволосый мальчик с карими глазами и чумазым лицом все время возвращался к нему, когда он засыпал, и Ларс тут же, к своему раздражению, просыпался все с той же мыслью в голове, словно его каждый раз посещало новое откровение: мальчик вовсе не хотел показывать ему что-то страшное из прошлого. Он хотел показать ему что-то замечательное из его будущего.

Да что за ерунда! – повторял он себе. Ничего я не другой. Все дело в наркотиках. Я принимал наркотики и прежде. Это была галлюцинация, а никакое не откровение.